Таящийся ужас

Проявив, как подлинный ученый, терпение и выдержку, юноша не рискнул повредить портрет, сцарапывая дальше краску ножом в попытке сразу же посмотреть на обнаруженную картину; он немедленно покинул место, где сделал свое открытие, и отправился за человеком, который мог бы оказать ему квалифицированную помощь. Через три дня он вернулся с очень опытным художником, мистером Уолтером Дуайтом, чья мастерская находится у подножия Колледж-Хилл, и искусный реставратор картин тотчас же принялся за работу, применяя свои испытанные методы и соответствующие химические вещества.

Старый Эйза и его жена, несколько встревоженные визитами необычных посетителей, были должным образом вознаграждены за причиненные неудобства.

Работа художника продвигалась, и Чарльз Вард со все возрастающим интересом следил за тем, как на свет, после долгого забвения, появляются все новые линии и тени. Дуайт начал реставрировать снизу, и, поскольку портрет был в три четверти натуральной величины, лицо появилось лишь спустя некоторое время. Но уже вскоре стало заметно, что на нем изображен худощавый мужчина правильного сложения, одетый в темно-синий камзол, вышитый жилет, короткие штаны из черного атласа и белые шелковые чулки, сидящий в резном кресле на фоне окна, через которое виднелись верфи и корабли. Когда художник расчистил верхнюю часть портрета, Вард увидел аккуратный парик и худощавое, спокойное, ничем не примечательное лицо, которое показалось знакомым как Чарльзу, так и художнику. И лишь потом, когда прояснились все детали этого гладкого, бледного лика, у реставратора и у его заказчика перехватило дыхание от удивления: с чувством, близким к ужасу, они поняли, какую зловещую шутку сыграла здесь наследственность. Ибо последняя масляная ванна и последнее движение лезвия извлекли на свет божий лицо, скрытое столетиями, и открыли пораженному Чарльзу Декстеру Варду, чьи, думы были постоянно обращены в прошлое, его собственные черты в обличье его ужасного прапрапрадеда!

Вард привел родителей, чтобы те полюбовались на открытую им диковинку, и отец тотчас же решил приобрести картину, хотя сна и была выполнена на вделанной в стену панели. Бросавшееся в глаза сходство с юношей, несмотря на то, что человек, изображенный на протрете, был явно старше, казалось чудом; какая-то странная игра природы создала точного двойника Джозефа Карвена через полтора столетия. Миссис Вард совершенно не походила на своего отдаленного предка, хотя она могла припомнить нескольких родственников, которые имели какие-то черты, общие с се сыном и давно умершим Карвеном. Она не особенно обрадовалась находке и сказала мужу, что портрет лучше было бы сжечь, чем привозить домой. Она твердила, что в портрете есть что-то отталкивающее, он противен ей и сам по себе, и особенно из-за необычайного сходства с Чарльзом. Однако мистер Вард, практичный и властный деловой человек, владелец многочисленных ткацких фабрик в Ривер-Пойнте и долине Потуксета, не склонен был прислушиваться к женской болтовне и потакать суевериям. Портрет поразил его сходством с сыном, и он полагал, что юноша заслуживает такой подарок. Не стоит и говорить, что Чарльз горячо поддержал отца в его решении. Через несколько дней мистер Вард, найдя владельца дома и пригласив юриста – маленького человечка с крысиным лицом и гортанным акцентом, купил весь камин вместе с верхней панелью, на которой была написана картина, за назначенную им самим немалую цену, назвав которую, он положил конец потоку назойливых просьб и жалоб.

Оставалось лишь снять панель и перевезти ее в дом Вардов, где были сделаны приготовления для окончательной реставрации портрета и установки его в кабинете Чарльза на третьем этаже, над электрическим камином. На Чарльза возложили задачу наблюдать за перевозкой, и двадцать восьмого августа он привел двух опытных рабочих из отделочной фирмы Крукера в дом на Олни-Корт, где камин и панель были очень осторожно разобраны для погрузки в машину, принадлежащую фирме. После этого в стене остался кусок открытой кирпичной кладки, где начиналась труба; там молодой Вард заметил углубление величиной около квадратного фута, которое должно было находиться прямо позади головы портрета. Заинтересовавшись, что могло означать или содержать ото углубление, юноша подошел и заглянул в него. Под толстым слоем пыли и сажи он нашел какие-то разрозненные пожелтевшие листы бумаги, толстую тетрадь в грубой обложке и несколько истлевших кусков ткани, в которые, очевидно, были завернуты документы. Вард сдул пыль и пепел с бумаг, взял тетрадь и посмотрел на заголовок, выведенный на обложке почерком, который он научился узнавать в Институте Эссекса. Тетрадь была озаглавлена «Дневник и заметки Джозефа Карвена, джентльмена из Провиденса, родом из Салема». Вард, пришедший в неописуемое волнение при виде своей находки, показал тетрадь рабочим, стоявшим возле него. Ныне они клянутся в подлинности найденных бумаг, и доктор Виллетт полностью полагается на их слова, доказывая, что юноша в ту пору не был безумным, хотя в его поведении уже были заметны очень большие странности. Все другие бумаги также были написаны почерком Карвена, и одна из них, может быть, самая важная, носила многозначительное название:

«Тому, Кто Придет Позже: Как Он Сможет Преодолеть Время и Пространство Сфер». Другая была написана шифром, тем же, как надеялся Вард, что и манускрипт Хатчинсона, который он до сих пор не смог разгадать. Третья, к радости молодого исследователя, судя по всему, содержала ключ к шифру; а четвертая и пятая были адресованы соответственно «Эдварду Хатчинсону и Джедедии Орну, эсквайрам, либо их Наследнику или наследникам, а также Лицам, их Представляющим». Шестая и последняя запись называлась: «Джозеф Карвен, Его Жизнеописание и Путешествия; Где Останавливался, Кого Видел и Что Узнал».

Сейчас мы подходим к тому периоду, с которого, как утверждают психиатры ортодоксальной школы, началось безумие Чарльза Варда. Найдя бумаги своего прапрапрадеда, Чарльз сразу же просмотрел некоторые места и, по всей вероятности, нашел что-то, крайне интересное. Но, показывая рабочим заголовки, он, казалось, особенно тщательно старался скрыть от них сам текст и проявлял беспокойство, которое едва ли можно было объяснить исторической и генеалогической. ценностью находки. Возвратившись домой, он сообщил эту новость с растерянным и смущенным видом, словно желая внушить мысль о необычайной важности найденных бумаг, не показывая их самих. Он даже не познакомил родителей с заголовками записей, а просто сказал им, что нашел несколько документов, написанных Карвеном, большей частью шифром, которые следует очень тщательно изучить, чтобы понять, о чем в них говорится. Вряд ли он показал бы рабочим даже заголовки, если бы не их откровенное любопытство. Во всяком случае, он, несомненно, не желал проявлять особую скрытность, которая могла бы вызвать подозрения родителей и заставить их специально обсуждать эту тему.