Джинн Калогридис - Дети вампира

"Папа, приди!"

Жужанна склонилась над малышом, заслонив дальнейшую сцену черным покрывалом своих волос. Я заплакал от отчаяния и бессилия, ибо знал, что происходит за этим покровом Я собственной кожей чувствовал боль Яна, когда ее острые зубы вонзились в его нежную детскую шейку.

В следующее мгновение я увидел малыша, стоящего вместе с Жужанной возле холста с изображением Колосажателя. Их освещало колеблющееся пламя свечей. Неожиданно зеленые глаза на портрете ожили и устремили на меня свой надменный взгляд.

Я услышал, презрительный смех, сменившийся пронзительным детским криком:

"Папа, приди!"

Только так он и мог позвать меня – малыш, еще толком не научившийся говорить. Но я понял его сердцем, и оно было готово разорваться.

Я чувствовал: с каждым днем моему сыну все тяжелее в этой страшной западне, и только я способен вызволить его оттуда. Я обязан отправиться за ним. Его плененная младенческая душа взывала ко мне.

Я проснулся с лицом, мокрым от слез. Короткий бесхитростный сон тронул меня до глубины души. Весь день был скомкан – куда бы я ни посмотрел, повсюду мне виделось личико Яна и его ручонки, с мольбой протянутые ко мне. Ночью я почти не сомкнул глаз, а наутро решился поговорить об этом с Арминием. Мы сидели за завтраком, состоявшим из овсяной каши и овечьего молока.

Как всегда, Арминий ответил не сразу и по обыкновению отвел глаза в сторону.

– Вампирам свойственно наведываться во сне к тем, кто в жизни был им близок и дорог. Чаще – с определенной целью.

Я почувствовал недовольство Арминия, хотя старик не выказал его ни словом, ни жестом.

– А разве ребенок не может просто тосковать по отцу? – спросил я. – Сын нуждается во мне и зовет меня. Сейчас я уже не тот, что был, когда ты нашел меня, замерзающего, в лесу. Я стал гораздо сильнее. Я смогу одолеть Влада и освободить душу сына.

Арминий молча встал из-за стола. Сосредоточенно глядя в огонь, пылавший в очаге, он тихо, но выразительно вздохнул. Он по-прежнему ни в чем меня не обвинял, но я чувствовал, что ему очень не нравятся мои слова. Покорно соглашаться с ним я не собирался и приготовился спорить.

Молчание затягивалось. Наконец Арминий ласково посмотрел на меня и произнес:

– Да, Абрахам, ты стал гораздо сильнее. И все же ты еще недостаточно силен, чтобы справиться с Владом.

– Ошибаешься! – крикнул я.

Снова, как и в том сне, меня захлестнула бессильная ярость. Я стукнул кулаком по столу, расплескав молоко.

– Вот уже два месяца, как я только и делаю, что избавляю Европу от вампирской чумы! И никто из них не превзошел меня силой. Ни один вампир не сбежал от меня. Я потратил на эту охоту два месяца своей жизни! Скажи, сколько мне еще ждать? Сколько?

Арминий поглядел на меня с беспредельным пониманием и состраданием и сказал в ответ только одно слово:

– Годы.

Не помня себя от злости, я вскочил на ноги и швырнул миску в очаг. Мне почему-то доставило удовольствие видеть, как она ударилась о приступку и разлетелась на множество черепков. Брызги молока и сгустки каши задели ни в чем не повинного Архангела, и тот зарычал, будто обиженный пес.

– Ты хочешь, чтобы я оставил своего сына этим исчадиям ада? Не пришел к нему на помощь, когда он так нуждается во мне? Ты хочешь, чтобы я забыл о нем, отрекся от жены и от своей жизни и до конца своих дней занимался этой ужасной охотой? Год за годом в преисподней – ты это мне предлагаешь? Хватит! Я достаточно силен и не желаю больше ждать. Влад должен быть уничтожен, и немедленно!

Спокойный и сочувственный взгляд карих глаз Арминия, недоумение в белых глазах Архангела погасили мою вспышку. Я глотнул воздуха и, сам того не ожидая, горько зарыдал, сотрясаясь всем телом.

Плюхнувшись на скамью, я спрятал лицо в ладонях и попытался успокоиться. Теплая рука Арминия, коснувшаяся моего плеча, вызвала новый поток слез.

Когда старик заговорил, его голос был по-матерински нежен и одновременно суров, как у мудрого полководца.

– Абрахам, я не зря тебе твержу, что борьба с Владом трудна и опасна. Он и сейчас управляет тобой, причем довольно успешно. Неужели ты этого не чувствуешь? Уничтоженные тобой вампиры сделали его слабее. Влад забеспокоился о будущем и потому заставил твоего сына пойти на предательство своего отца, с тем чтобы заманить в ловушку.

Гнев, который почти утих во мне, от его последних слов вспыхнул с новой силой. Если бы не его последняя фраза, возможно, я бы прислушался к доводам старика и, возможно, даже согласился бы с ними. Но кто дал Арминию право оскорблять моего ребенка? Я поднялся и зло поглядел на старика сквозь залитые слезами стекла очков.

– Ян – невинное дитя, неспособное предать. И к тому же он – мой сын.

Арминий молча глядел на меня. Я чувствовал, что моя решимость опечалила его. Потом он сокрушенно вздохнул.

– Я не властен над твоей волей, Абрахам. Зло требует, склоняет, подталкивает. Природа добра иная. Если желаешь отправиться в замок, я не стану тебя ни удерживать, ни отговаривать. Но хорошенько запомни: когда ты вернешься, меня здесь может не оказаться.

Он сказал "когда", а не "если". Старик так уверен, что я потерплю неудачу и вернусь к нему, умоляя о помощи? Эта мысль еще больше подлила масла в огонь. Отчаяние, помноженное на усталость последних недель, требовало выхода.

Я почти бегом направился к постели и собрал свои нехитрые пожитки. Как и в то утро, когда я не пожелал слушать маминых призывов к бегству из Амстердама и ушел, оставив их со Стефаном на кухне, я покинул жилище Арминия, хлопнув дверью и даже не попрощавшись с ним.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА АБРАХАМА ВАН-ХЕЛЬСИНГА

Надев плащ и взяв саквояж с лекарствами и "орудиями милосердия", я пошел в сарай, где Арминий держал овец и кур. Там же нашли себе пристанище и две мои лошадки вместе с коляской. Но я решил ехать верхом. Последнюю неделю стояла необычно теплая погода, и снег по большей части успел растаять, однако на горных перевалах он превратился в опасную ледяную корку. Седла в хозяйстве Арминия не было, поэтому я свернул в несколько слоев дорожный плед и, как мог аккуратно, пристроил на спине лошади.

По глупости своей я не взял в дорогу ни пищи, ни даже воды. Помня нашу поездку с Аркадием, я был уверен, что доберусь до замка через два-три часа. К моему удивлению, я ехал все утро, весь день и часть вечера. Когда я добрался до ущелья Борго и увидел заснеженную вершину Иштен Сек (в переводе с венгерского это означает "Божий престол"), солнце уже садилось.

Я продолжал свой путь и к окрестностям замка подъехал только поздним вечером. Позаботившись о том, чтобы никто не почуял моего присутствия, я направился не в замок, а в дом, который видел во сне (или это было видение?) в ночь своего чудесного спасения.