Чак Хоган - Штамм Закат

Эф только качал головой, слушая все это, — просто с ума сойти можно, вот уж кошмар-то, «Война миров» наяву, — и вдруг он услышал очередную новость: поезд «Амтрака» сошел с рельсов в тоннеле Северной реки, что привело к еще большей изоляции острова Манхэттен от континента. Дикторша перешла к сообщению о беспорядках в Мехико, а Эф застыл на месте, не сводя глаз с радиоприемника.

— Сошел с рельсов? — переспросил он. Радио никак не отреагировало на этот вопрос.

— Она не сказала, когда это произошло, — произнес Фет. — Возможно, они уже прорвались.

Страх острой иглой кольнул в груди Эфа. Он почувствовал, что его мутит.

— Нет, не доехали, — сказал Эф.

Он знал это. Никакого экстрасенсорного восприятия, никакого мистического прозрения: просто знал и все. Только сейчас Эфу пришло в голову: счастливое спасение его близких было слишком легким исходом, чтобы в него можно было поверить. Все облегчение, которое он испытывал с момента их отъезда, ясность чувств, трезвость мыслей — все разом исчезло. На рассудок опустилась темная пелена.

— Я должен отправиться туда. — Он повернулся к Фету, не видя перед собой ничего, кроме мысленной картины крушения поезда и атаки вампиров. — Давай к берегу. Ты должен высадить меня. Я пойду выручать Зака и Нору.

Фет не стал спорить.

— Дай мне только найти подходящее место для десантирования, — сказал он, пошевеливая для вида рулевым устройством.

Эф стал озираться в поисках оружия. Бывшие уличные враги Гус и Крим сидели рядышком и поедали какие-то дешевые полуфабрикаты, прихваченные в круглосуточном магазинчике, доставая их из пластикового пакета. Гус подвинул сапогом их сумку с оружием к Эфу.

Тон радиоведущей изменился, и все снова прислушались к новостям. Поступило сообщение, что одна из китайских атомных электростанций, расположенная на восточном берегу материковой части Китая, сильно пострадала в результате серьезной аварии. Китайские новостные агентства молчат, однако есть свидетельства очевидцев о грибовидном облаке, видимом с Тайваня, а приборы сейсмической станции в провинции Гуандун зафиксировали колебания почвы, говорящие о том, что поблизости произошло землетрясение с магнитудой 6,6 по шкале Рихтера. Отсутствие сообщений из Гонконга, по мнению дикторши, указывало на возможность электромагнитного импульса, который порождается ядерным взрывом: при ЭМИ в проводниках возникают наведенные токи — таким образом электрические провода превращаются в своего рода громоотводы или антенны, а трансформаторы, полупроводниковые приборы и прочие устройства выходят из строя.

— Это что получается, вампиры теперь будут забрасывать нас атомными бомбами? — задал Гус вопрос в пространство. — Совсем заебали!

Затем он перевел услышанное на язык, понятный для Анхеля, который был занят починкой своих самодельных шин на колене.

— Мадре де Диос! [23] Madre de Dios — исп. — Матерь Божья. — воскликнул Анхель, крестясь.

— Подождите-ка, — сказал Фет. — Авария на атомной станции? Максимум, что может быть, — это расплавление активной зоны реактора, бомба здесь ни при чем. Возможно, на станции произошел тепловой взрыв, как это было в Чернобыле, но детонировать там нечему. Станции так сконструированы, что ядерный взрыв просто невозможен.

— Сконструированы — кем? — спросил Сетракян, не отрываясь от книги.

— Ну, не знаю, — пробормотал Фет. — А что вы имеете в виду?

— Кем они сконструированы?

— Корпорацией «Стоунхарт», — сказал Эф. — С Элдричем Палмером во главе.

— Что?! — поразился Фет. — Но… ядерные взрывы! Зачем ему это понадобилось, если он и так близок к тому, чтобы захватить весь мир?

— Взрывов будет больше, — нараспев произнес Сетракян. Его голос и его дыхание, казалось, существовали отдельно друг от друга, речь профессора была совершенно бесплотной.

— Будет больше? — переспросил Фет. — Что вы хотите этим сказать?

— Будет еще четыре взрыва, — все так же нараспев произнес Сетракян. — Древние были порождены светом. Падшим светом. «Окцидо Люмен». И только этот свет может уничтожить их, вернуть в свое лоно…

Гус встал, подошел к старику и склонился над столом. Книга была раскрыта на иллюстрации, занимавшей весь разворот. Рисунок представлял собой мандалу, выполненную серебряной, красной и черной красками. Поверх рисунка Сетракян положил кальку, на которую он заранее нанес контур шестикрылого ангела.

— Это книга так говорит? — спросил Гус.

Сетракян закрыл «Серебряный кодекс» и поднялся на ноги.

— Мы должны вернуться к Древним, — объявил он. — Немедленно.

— Хорошо, — сказал Гус, хотя он был сильно сбит с толку таким поворотом событий. — Вернуться — чтобы отдать им книгу?

— Нет, — произнес Сетракян с горечью. В кармане жилета он нащупал коробочку с таблетками, вытащил ее трясущимися пальцами и даже умудрился открыть. — Книга обнаружилась слишком поздно для них. Гус прищурился.

— Слишком поздно, говорите?

Сетракян мучительно пытался выудить из коробочки таблетку нитроглицерина, но у него ничего не получалось. Фет взял старика за руку, чтобы убавить тряску, сам вытащил двумя пальцами таблетку и положил ее в морщинистую ладонь.

— Профессор, — обратился к нему Василий, — вам, должно быть, известно, что Палмер только что запустил новую атомную станцию на Лонг-Айленде.

Лицо старика приняло рассеянное выражение, взор устремился вдаль, словно он все еще находился под гипнозом концентрической геометрии мандалы. Затем Сетракян положил таблетку под язык, закрыл глаза и стал ждать, когда лекарство возымеет эффект над его бешено стучащим сердцем.

После того как Нора ушла со своей мамой, Зак долго лежал в грязи под узким карнизом, идущим вдоль стены южного ствола тоннеля Северной реки. Лежал, прижимая к груди серебряное лезвие. Нора вот-вот вернется, твердил себе Зак, и он должен прислушиваться к ее шагам. Это было нелегко, потому что его тяжелое дыхание заглушало все прочие звуки. Зак только сейчас понял, что у него жуткая одышка, и начал ощупывать карманы, пока не нашел ингалятор.

Он поднес его ко рту, сделал два пыха и тут же почувствовал сильное облегчение. Зак представлял себе дыхание в своих легких как человека, который запутался в сети. Когда Зак волновался, этот человек словно бы трепыхался в сети, тянул ее в разные стороны, а в результате еще больше наматывал на себя эту сеть, и ему становилось совсем тесно. Пых из ингалятора был все равно что порыв дурманящего газа, человек расслаблялся, обмякал, и натяжение сети спадало.

Зак убрал ингалятор и снова схватился за нож. «Дай ему имя, и он будет твоим навеки» — вот что сказал тогда профессор. Зак начал лихорадочно перебирать разные слова в поисках имени для ножа. Ему нужно было думать сейчас о чем угодно, только не о тоннеле.