Стивен Кинг - Противостояние.Том I

— Я не могу выбрать другой вариант, Фрэнни, потому что ты не хочешь обсуждать этот. Ты стремишься одержать надо мной верх.

Это немного задело ее. Она кивнула.

— Может, ты и прав. Последние две недели в проигрыше была я. А знаешь, Джесс, ты ведешь себя как педагог-наставник. Если бы на тебя напал бандит с ножом, ты захотел бы на месте преступления устроить семинар.

— О, ради Бога!

— Предложи другой вариант.

— Нет. Ты уже успела все взвесить. Теперь и мне надо немного подумать.

— Ладно. Не вернуться ли нам на стоянку у пирса? Там я тебя высажу. У меня есть еще дела.

Он недоуменно посмотрел на нее.

— Фрэнни, я проехал весь путь из Портленда на велосипеде. Снял номер в загородном мотеле. Я думал, мы проведем уик-энд вместе.

— В номере мотеля? Нет, Джесс. Ситуация изменилась. Ты просто вернешься на своем велосипеде в Портленд и дашь о себе знать, когда все обдумаешь. Спешить нет нужды.

— Хватит верховодить мной, Фрэнни.

— Нет, Джесс, именно ты все это время ездил на мне верхом, — издевательски бросила она, поддавшись внезапному, яростному приступу гнева, и тогда он дал ей пощечину, а потом, потрясенный случившимся, уставился на нее.

— Прости меня, Фрэн.

— Принято, — ответила она бесцветным голосом. — Поехали.

По дороге к стоянке они не разговаривали. Фрэн сидела, положив руки на колени, и смотрела, как в просветах между коттеджами мелькает синева океана. Эти домики похожи на трущобы, подумала она. Большая их часть встречала летний сезон, до официального начала которого оставалось меньше недели, закрытыми ставнями. Кому они принадлежат? Профессорам Массачусетского технологического института. Врачам из Бостона. Нью-йоркским юристам. Эти дома не похожи на шикарные особняки тех, чьи доходы исчисляются семи- или восьмизначными цифрами. Но когда их владельцы появятся здесь, то самый низкий коэффициент интеллекта в этом районе будет у Гаса, смотрителя автостоянки. У детей будут велосипеды, такие же, как у Джесса. Со скучающими лицами они станут сопровождать своих родителей на званые обеды, где подают омаров, и на спектакли местного театра. Они будут слоняться по главной улице, выдавая себя в неверном мягком свете летних сумерек за городских обывателей. Она глядела на яркие проблески синевы между густо натыканными домами, но сквозь пелену снова нахлынувших слез все казалось расплывчатым. Белое плачущее облачко.

Вот и стоянка. Гас махнул им рукой, и они помахали ему в ответ.

— Прости меня, Фрэнни, за то, что я ударил тебя, — подавленно произнес Джесс. — Я не хотел этого.

— Знаю. Ты вернешься в Портленд?

— Я переночую здесь, а утром позвоню тебе. Последнее слово за тобой, Фрэнни. И если ты все-таки решишься на аборт, я наскребу денег.

— Это понимать как каламбур?

— Нет, — сказал он. — Вовсе нет. — Он придвинулся к ней и целомудренно поцеловал. — Я люблю тебя, Фрэн.

«Я не верю тебе, — подумала она. — Я совсем не верю тебе теперь… но буду любезной. Я смогу».

— Отлично, — произнесла она спокойно.

— Я буду в мотеле «Лайтхаус». Позвони, если захочешь.

— Договорились. — Фрэнни переместилась за руль и внезапно почувствовала страшную усталость. Прикушенный язык ужасно болел.

Джесс подошел к своему велосипеду, прикрепленному к ограде стоянки, и обернулся:

— Мне хочется, чтобы ты позвонила, Фрэнни.

Она натянуто улыбнулась:

— Посмотрим. Пока, Джесс.

Фрэнни включила двигатель и выехала со стоянки на прибрежную автостраду. Она видела Джесса, все еще стоявшего рядом с велосипедом, на фоне океана и во второй раз за день мысленно обвинила его в том, что он всегда точно знает, как выглядит со стороны. Только теперь вместо раздражения она испытывала легкую грусть. Сможет ли она когда-нибудь увидеть океан таким, каким он был раньше, до того, как все произошло. Язык причинял невыносимую боль. Она опустила стекло и сплюнула. Все в порядке, слюна была белой. В соленом дыхании океана она уловила привкус горьких слез.

Норм Брюетт был разбужен в четверть одиннадцатого утра потасовкой детей под окном спальни и музыкой кантри, доносившейся с кухни.

В трусах и майке он прошлепал к двери, резко распахнул ее и заорал:

— Эй, мелюзга, живо заткнитесь!

На минуту все смолкло. Люк и Бобби выглянули из-за старого, ржавого, развалившегося грузовика, ставшего предметом их ссоры. Как всегда, глядя на детей, Норм испытывал противоречивые чувства. Его сердце сжималось от боли, когда он видел их поношенную одежду, выданную Армией спасения, точно такую же, как на негритянском отродье в восточной части Арнетта. И в то же время на него могла напасть ужасная, слепая ярость, когда он готов был подскочить к ним и просто душу из них вытряхнуть.

— Да, папочка, — сказал Люк покорно. Ему было девять.

— Да, папочка, — эхом отозвался Бобби. Ему шел восьмой год.

Норм еще немного постоял, глядя на них, и захлопнул дверь. На мгновение он задержался, в нерешительности уставившись на ворох одежды, в которой ходил вчера. Она так и осталась валяться там, где он ее бросил, рядом с их двуспальной кроватью.

«Грязная сука! — подумал он. — Даже не повесила мои лохмотья».

— Лайла! — закричал он.

Ответа не последовало. Он хотел было рвануть дверь снова и узнать у Люка, где ее черти носят. До следующего благотворительного базара еще неделя, и если она опять отправилась в Брейнтри в бюро по найму, то она еще большая дура, чем он предполагал.

Но желание спрашивать детей пропало. Он чувствовал усталость и тошнотворную, пульсирующую головную боль как с похмелья, а ведь он выпил вчера у Хэпа только три банки пива. Да еще это чертово происшествие. Мертвые женщина с ребенком в машине и тот парень, Кампьон, скончавшийся по пути в госпиталь. К тому времени, когда Хэп вернулся, на заправке побывал не только дежурный патруль, но и аварийная бригада, а также похоронная служба из Брейнтри. Вик Полфри дал показания властям за всех пятерых. Владелец похоронного бюро, который одновременно был окружным коронером, отказался делать какие-либо предположения относительно причин гибели пассажиров «шевроле».

— Во всяком случае, это не холера. Не надо сеять панику среди людей. Мы произведем вскрытие. Вы обо всем узнаете из газет.

«Жалкий засранец, — подумал Норм, медленно натягивая вчерашнюю одежду. Головная боль стала такой сильной, что потемнело в глазах. — Этой шпане лучше замолчать, пока я не переломал им кости. Какого черта школы не работают круглый год?»

Он размышлял, стоит ли заправлять рубашку в штаны, и, решив, что сегодня президент вряд ли посетит их, в одних носках поплелся на кухню. Яркое солнце, бьющее из окон с восточной стороны, заставило его зажмуриться.