Александр Варго - Гример

Я был не один в часовне, хоть никого и не видел перед собой, но ощущал присутствие еще кого-то. Повернуть голову не мог. Веревка, которой примотали меня к столбу, надежно охватывала и шею, но не так сильно, чтобы помешать дышать.

Раздался шорох, похожий на звук разворачивающихся огромных кожаных крыльев. Послышались шаги. Гнилые половицы прогибались, вибрировали подо мной. Возможно, шли два человека – во всяком случае, не один, это точно. Я с трудом сглотнул, уже понимая, у кого оказался «в гостях».

Рамирес подошел к мангалу. Полы его кожаного плаща обвисали, напоминая сложенные крылья. Его лицо осветил неверный свет раскаленных углей. Он даже не удостоил меня взгляда, вытянул руку ладонью кверху и разжал пальцы. На ладони виднелась горка пронзительно синего порошка. Порошок посыпался на угли и тут же вспыхнул ярким зеленым пламенем. В воздухе запахло приторным восточным снадобьем.

– Уже пришел в себя? – не оборачиваясь, спросил Рамирес.

Я хотел ответить, но язык заплетался, не слушался меня. Единственное, что удалось выдавить из горла, – неразборчивый хрип.

– Я же предупреждал тебя. – Рамирес говорил отстраненно, даже не глядя на меня. – С Инесс не стоит связываться. Она всем приносит несчастье. Даже самой себе.

Зеленое пламя в мангале догорало, распространяя нездешний аромат, от которого начинала кружиться голова.

– Она жива… – сумел проговорить я.

– Ты еще многого не понял, – пожал Рамирес плечами. – А ведь казался умнее…

Он махнул рукой, при этом полы плаща взметнулись, как крылья, будто на них подуло сильным порывом ветра. У меня из-за спины вышел «спортсмен». Все тот же взгляд абсолютно бездумных глаз, медлительная походка. Теперь я уже не сомневался, что он – зомби чистой воды, способный лишь беспрекословно выполнять приказы своего хозяина. Бессмысленно взывать к его разуму или чувствам, у него их попросту нет, они ушли вместе с жизнью.

– Начинать? – голосом, начисто лишенным интонаций, поинтересовался «спортсмен».

– Ты начинай, а мы продолжим, – ответил Рамирес, глядя мне в глаза.

«Спортсмен» с бумажным пакетом обходил меня и старательно сыпал на затоптанные доски муку, обрисовывая неровный круг. Это казалось карикатурой на обряд. Но лишь казалось.

– Мне нужно было только твое искусство. Ты умеешь вдохнуть жизнь в мертвое тело, – продолжил Рамирес, поднося к раскаленным углям руку, в которой сжимал небольшую восковую куклу без лица и одежды. Воск стал поблескивать, размягчаясь, словно его покрывали лаком. – Только твое искусство, и ничего больше. Твой друг, патологоанатом, порекомендовал тебя мне. Ты догадываешься, что сейчас происходит? Вижу, по глазам вижу, что догадываешься. Нет, даже наверняка знаешь… – Рамирес хищно улыбался и осторожно разминал податливый воск в пальцах.

– Ты не сможешь этого сделать со мной! – хрипло вырвалось у меня.

– Кто тебе это сказал? Ты бы у Инесс спросил – она знает, она сумеет ответить. Вы еще встретитесь, я это обещаю. Но не сейчас.

«Спортсмен» тем временем уже лил мне на голову что-то липкое и теплое. Я завертелся, но уклониться так и не смог – веревки крепко держали меня притянутым к столбу. Диск луны угадывался в щелях между досками.

– Я не верю в твою магию.

– Верить не обязательно, – усмехнулся Рамирес. – Можно не верить, скажем, в луну, но ее свет доказывает обратное. Ум временами играет с нами в плохие игры. У меня на родине есть пословица: «От любопытства кошка сдохла». Именно любопытство сгубило тебя. Я не люблю любопытных и догадливых.

«Спортсмен» закончил свою работу и отошел в сторону, стал как столб, даже не моргал. Рамирес подошел ко мне, в его руке что-то щелкнуло, и между пальцев сверкнуло остро отточенное лезвие выкидного ножа. Металл, на котором переливались огненными бликами отраженные угли, закачался у моего лица.

– Страшно? – спросил Рамирес.

Я не выдержал и отчаянно закричал. Мой крик тонул в высоте под деревянным куполом. Я кричал, надеясь, что меня все же кто-нибудь услышит. Когда я выдохся, Рамирес засмеялся.

– Ну подумай сам. Кто придет на кладбище, даже услышав твой ночной крик? Сам бы ты пришел?.. Смирись. Не все так плохо.

Лезвие пронеслось у самого моего лица. Я зажмурился, ожидая, что из пореза польется кровь. Но даже ничего не почувствовал. Когда наконец-то заставил себя открыть глаза, Рамирес уже держал в пальцах пряди моих отрезанных волос.

– Вот и все, что мне было нужно от тебя, – сказал он, прикладывая прядь к размягченной над углями голове восковой куклы.

Движения у Рамиреса были четкими, умелыми. Волосы приклеились, и он уже расправлял их в подобие прически. Кончик ножа двигался быстро, прорезая в воске черты лица.

– Похож? – ухмыльнулся брюнет, поднося ко мне куклу, лежавшую у него на ладони. – Говорят, что самому человеку трудно узнать себя. Но это ты.

– Не верю в твои штучки… – Я пытался убедить самого себя, что не верю, но чувствовал предательскую дрожь в ногах.

– Знаешь, был такой апостол – Фома. Он еще вложил пальцы в раны своего учителя, чтобы поверить в его воскрешение.

С этими словами Рамирес поднес к углям булавку – та почти мгновенно стала красной, – а затем коротко воткнул раскаленное острие в грудь куклы. Я вздрогнул, боль от укола в воск отозвалась в моем теле так, словно укололи меня самого.

– Видишь, Марат, на всякое безверие существуют свои способы доказательства. И это только одно из них. Тебе придется смириться с тем, что я могу управлять твоей волей, твоими чувствами… Нет, ты не станешь таким, как он, – Рамирес указал на бездушного «спортсмена». – Он уже давно мертвец. Я оставлю тебе твои таланты – они мне нужны. Твою волю, сообразительность оставлю, но заберу кое-что другое.

Сказав это, Рамирес взмахнул полами плаща. И тут же под куполом почувствовалось движение. Зашуршали крылья, раздался многоголосый писк. Перед моим лицом пронеслась летучая мышь, чиркнув по носу краешком крыла. Омерзительное ощущение! И вот уже целый рой крылатых тварей носился вокруг меня. Словно повесили полупрозрачный занавес, размывающий силуэты. Рамирес что-то громко говорил. Язык не был испанским. Слова звучали гортанно и грозно, временами даже с каким-то птичьим пощелкиванием. Они словно сами собой всплывали из глубин веков; в них слышались удары барабанов, треск пламени, шум тропического дождя в джунглях. От них, как от наркотика, кружилась голова и расплывалось в глазах.

Одна крылатая тварь опустилась мне на голову. Я ощущал, как ее когтистые лапки путаются у меня в волосах, как хлопают кожаные крылья. Затем другие перепончатокрылые стали опускаться на меня, посыпались, словно их на меня вываливали из мешка. Они облепили мое лицо, тыкались мордами в нос, в рот, ползали по всему телу. Но странная вещь, они не кусались.