Дин Кунц - Потерянные души

То ли Карсон преувеличила степень подозрительности Хока, то ли ее материнская гордость показалась ему совершенно искренней, и он уже не мог не поверить, что в ее интересе нет никакой коварной подоплеки. Доставая шестую из одиннадцати фотографий, Карсон осознала, что она бесстыдно сентиментальна, а взгляд на Майкла – он сидел, разинув рот, словно у него на глазах Грязный Гарри превратился в матушку Хаббард [30]– подсказал Карсон, что ее болтовня о Скаут превратилась в лепетание Скаут. Хока фотографии определенно заинтересовали, и к тому времени, когда Карсон показала ему последнюю из одиннадцати, он уже не видел необходимости в звонке начальнику отдела расследования убийств в Новом Орлеане.

Заговорил Хок, когда Карсон вновь села на стул.

– Рассказывая вам о Шоссе конца света, я не смогу выдать никакого государственного секрета, потому что не знаю ни одного. Известно мне следующее – дорогу построили с невероятной быстротой, всего за два года, с 1964-го по 1966-й, до моего появления на свет. Строительство вело федеральное правительство, а столь сжатые сроки говорят о том, что с затратами не считались. Строителей дороги набирали, главным образом, из местных. Параллельно в тех местах велось и другое строительство, очень большое, и там работали только приезжие. По большей части военные, а остальные, думаю, проходили очень серьезную проверку. Все строительные площадки располагались вдоль нового шоссе, и работы там велись с 1964 по 1968 год.

– Тот самый период, когда «холодная война» начала переходить в «ледяную»?

– Именно, – кивнул Хок. – Так вот, приезжие строили все, кроме самой дороги. У них был свой временный городок, на пару тысяч человек. И никто из них не приезжал в Рейнбоу-Фоллс, чтобы поразвлечься или за чем-то еще. Мы думаем, этот пункт оговаривался в их рабочем контракте. Они соглашались на полную изоляцию. Само шоссе открыли для проезда в 1969 году, и, когда это произошло, это была дорога в никуда, без единого съезда. Что там настроили, так и осталось тайной. Многие местные следопыты провели немало часов, бродя по тамошним лесам и лугам, вроде бы охотились, а на самом деле пытались хоть что-то найти, но не обнаружили никаких следов того, что располагалось под землей.

– Шахтные пусковые установки? – предположил Майкл.

– В том числе, – подтвердил Хок, – потому что вскоре после развала Советского Союза федеральное правительство демонтировало все оборудование и объявило о выводе из эксплуатации трех шахтных комплексов. Их выставили на продажу, предложив корпорациям, которые могли бы эти комплексы использовать для хранения важных архивов. Я уверен, что все три комплекса продали, но не знаю, все ли они используются. Я слышал, что в одном комплексе мормонская церковь держит дубликаты их национального генеалогического проекта, но подтверждений у меня нет.

На кухне Эрики Девкалион рассказал им о стае летучих мышей, об интуитивной догадке, которую эти мыши вызвали, об уверенности, что на этот раз Виктора они найдут не в наземном здании, вроде бывшей больницы «Руки милосердия», а глубоко под землей.

– Большинство местных жителей не верят, что строили здесь только шахтные пусковые установки, – продолжил Хок. – Они думают, что вдоль Шоссе конца света есть и кое-что еще.

– Что именно? – спросил Майкл.

Эддисон Хок пожал плечами.

– Все это домыслы, и многие из них даже менее реальны, чем научно-фантастические телефильмы. Не стоит повторять их, потому что на самом деле никто ничего не знает. Возможно, кроме шахтных комплексов, ничего тут и не было, – он наклонился вперед. – Какое отношение Шоссе конца света имеет к этому безымянному мужчине, фотографию которого вы мне показали? Нет, подождите, простите мне любопытство газетчика. Я уверен, что забота о вашем клиенте не позволяет вам раскрыть эту связь.

– Если придет день, когда мы сможем рассказать об этом расследовании, мистер Хок, вы станете одним из первых, кто все услышит. Вы нам очень помогли.

Когда она и Майкл поднялись, издатель последовал их примеру.

– Сколько времени вы намерены пробыть в городе? – спросил он.

– Честно говоря, не знаем, – ответил Майкл. – Скорее всего, несколько дней.

– Можете сказать, где остановились… на случай, если я увижу интересующего вас человека?

– Отсюда мы собираемся поехать в «Фоллс-инн», чтобы снять номер.

Хок проводил их в приемную.

– Я знаю Рейфа и Марцию Либби. Если хотите, могу позвонить им, чтобы они предоставили вам лучшее, что у них есть, по разумной цене.

– Будем вам очень признательны, мистер Хок.

– Сделаю это с радостью. Обязательно покажите Марции фотографии Скаут и Герцога. Она без ума от детей и собак.

У двери издатель поднес руку к голове, чтобы снять ковбойскую шляпу, и улыбнулся, осознав, что оставил ее в кабинете.

Хотя до сумерек оставался еще час, температура воздуха заметно упала. Из-за облаков, затемнивших небо, медленно надвигалась новая темнота.

Под опущенными веками его глаза пребывают в непрерывном движении.

Интеллект его столь велик, что никакие наслаждения этого мира не могут его соблазнить. Вселенная разума куда интереснее и влечет его гораздо сильнее, чем все то, что может предложить внешняя реальность.

Комната, в которой он сидит, просторна и без единого окна. Освещение мягкое. Стены – голый бетон. Пол под стать стенам.

Произведения искусства ему ни к чему, ибо его воображение заполнено прекрасными образами, создать которые не под силу ни мужчинам, ни женщинам.

Почти в центре комнаты стоит кресло, пустующее. Перед креслом – диван-кровать. Другой мебели в комнате нет.

Он сидит на диване, скрестив ноги, руки, ладонями вверх, лежат на коленях. Хотя веки опущены, его внутренние глаза широко раскрыты.

Он – Виктор Франкенштейн и не Виктор Франкенштейн. Он – не просто клон великого человека, а скорее улучшенный клон.

В течение восьми лет, которые этот Виктор провел с приостановленными жизненными функциями, почти в анабиозе, дожидаясь полного оживления, исходный Виктор ежедневно загружал в него свои воспоминания, чтобы клон мог заменить его. Этот Виктор знает все, что знал другой Виктор… и больше.

В том квазикоматозном состоянии мозг его функционировал на полную мощь. Восемь лет практически без информации, поступающей от пяти органов чувств, восемь лет исключительно внутреннего существования предоставили ему уникальную возможность сосредоточиться исключительно на проблемах создания новых живых существ.

Этот длительный период изоляции гарантировал, что он не станет просто Виктором в новом теле. Он – квинтэссенция Виктора, очищенная от посторонних примесей. В нем целенаправленность Виктора трансформировалась в абсолютную решимость.