Евгения Микулина - Женщина-VAMP

– А мышей ты не боишься?

Она отошла уже достаточно далеко и позволяет себе кислую усмешку.

– Нет, мышей не боюсь. – Она уже почти ушла, но оборачивается в дверях и говорит напоследок: – Я и крови не боюсь. Я просто не могу на нее смотреть спокойно.

Все – она ушла. И меня охватывает какое-то странное чувство – будто пустоты. Мне ничего больше не хочется – ни кофе, ни курить, ни тем более работать.

За окнами уже совершенно темно. Кое-как собрав с полу кофейную лужу (стыдно оставлять свинарник ночным уборщикам, которые скоро явятся в офис) и похоронив осколки кружки в мусорном ведре, я запираю кабинет и выхожу на улицу. Все по плану – и прогулка по городу, и покупка красного вина, и просмотр DVD. Но я уже не так раздражен, как после редколлегии. Завтра мы с ней пойдем обедать. Чем черт не шутит – может, ей и удастся объяснить мне, что «она не так уж плоха»?

– Мымра.

Я произношу это слово вслух – первый раз за день. И понимаю, что улыбаюсь.

Глубокая ночь. Небо над Москвой никогда не бывает по-настоящему синим и темным, в нем всегда реет какое-то противное марево, но сейчас оно мне нравится. Оно как-то неожиданно высоко, и с большой террасы, ради которой я и купила когда-то эту квартиру на девятом этаже в сталинском доме на пересечении Чистопрудного и Покровского бульваров, небо кажется огромным и глубоким. А шум машин где-то там, внизу, далеко-далеко, не мешает даже моим чувствительным ушам.

Вообще-то, было глупо покупать квартиру с такой большой террасой. Я все-таки очень болезненно реагирую на солнце – сгораю почти мгновенно, как часто бывает с белокожими людьми. Потому и живу почти постоянно в дождливом Лондоне, потому и переехала с такой готовностью в Москву, где слякотная непогода держится девять месяцев в году. Летом – днем – мне эта терраса, конечно, ни к чему. Но вечером и ночью, в то время, которое я, вечная сова, считаю своим, здесь чудесно. Когда я сижу на террасе в кресле, закинув ноги на пуфик, и потягиваю коктейль «Кровавая Мэри», слегка измененный по моей личной рецептуре, я чувствую себя великолепно. Это самое лучшее время моей жизни – хотя в моей жизни мне совсем не на что жаловаться. Я слушаю смутный шум большого города, я вижу его огни, и мне нравится, что я добилась идеального баланса: я и над огромным человеческим миром, и часть его. Это очень правильно и очень успокаивает.

Обычно – но не сегодня вечером. Сегодня я недовольна собой. Меня мучает совесть и досада на собственную неосторожность, – ведь я не могу сказать, что не замечала происходящего. Замечала, и еще как. Просто не захотела вовремя остановиться. Или не сумела все-таки? Увлеклась сладкими мыслями? Упустила момент? Как я могла – такая опытная, умудренная жизнью особа?

Мне ли не знать, что таким, как я, нужно жить аккуратнее? Мне столько всего дано. Я столько могу. Практически я могу сделать все, что придет мне в голову, и получить все, что захочу, – стоит только попросить вежливо, а иногда и просто протянуть руку. Но именно поэтому мне нужно быть осторожнее в своих желаниях. Нужно все время, постоянно следить за собой. Потому что исполнение моих желаний может причинить боль окружающим. Я-то пойду по жизни дальше, спокойная и бесчувственная, как обычно. Как всегда. А они – люди вокруг меня… Им будет больно от того, что я с ними сделала. Они будут сломаны, несчастны, разбиты. Обескровлены.

Я делаю еще один глоток коктейля и хмурюсь, прокручивая в голове события последней недели. Наверное, я совершила глупость еще в самом начале пути, когда спонтанно приняла предложение занять место главного редактора мужского журнала Alfa Male вместо Ильи Михайлова по прозвищу Михалыч, блестящего, но крайне ненадежного журналиста, который уже давно беспокоил моих лондонских друзей, владеющих выпускающим этот уважаемый модный листок издательством. Нет, я неправильно выражаюсь – того, что я приняла предложение, мне не жаль. Я сочувствую, конечно, уволенному Михалычу – он приятный человек, мне всегда нравились его статьи, и журнал его тоже в чем-то нравился. Но он, конечно, совсем не подходил на роль главного редактора в мужском журнале, который претендует на статус «лучшего в мире». Михайлов – стопроцентный мужчина, обычный, банальный мужчина без чутья и воображения. А я никогда не могла отделаться от простой мысли: журнал для мужчин не могут делать одни мужчины. Потому что зачем они существуют, эти журналы? Чтобы научить мужчину быть сексуальным – научить его нравиться женщинам. Но мужчины понятия не имеют, что нравится женщинам на самом деле. У них об этом какие-то искаженные представления. И когда они делают журналы исходя из этих представлений, получаются журналы не для мужчин, а для гомосексуалистов: мужчины там нравятся только сами себе. Мужской журнал должна делать женщина – женщина, понимающая толк в мужчинах. Такая, как я.

Нет, я не могу сказать, что жалею о принятом предложении. Мне наконец представился шанс сделать то, о чем я очень долго думала – мечтала даже. Но я в самом деле жалею о том, что приехала вот так сразу, не подготовившись. Не изучив как следует обстановку. Не познакомившись со своей будущей «командой».

Меня подвела самоуверенность – естественная, конечно, в человеке с моим опытом и знаниями, но все равно непростительная. Я знала наверняка, что с работой проблем не будет: в издательском деле я могу все. И ни к чему тут ложная скромность. Я так люблю все, что связано с производством журналов, – съемки, суету, лавирование между разными вкусами и интересами, разнообразие задач, вроде бы одних и тех же, но каждый день разных, так что даже мне не надоедает искать пути их решения… Саму тусовку, в которой крутится столько красивых и странных людей, что мне легко меж ними затеряться. Я столько всего и разного делала в журналах – писала, снималась, снимала, редактировала, издавала. Работала с людьми, жила рядом с ними, изучала их – любила и заставляла любить себя. Я так хорошо все это знаю. Ничто не может застать меня врасплох – так я думала еще неделю назад. Вернее, я вообще не думала об этом – у меня причин не было об этом думать и в чем-либо сомневаться.

Я непростительно расслабилась, и я была наказана.

Влад Потоцкий застал меня врасплох.

Конечно, я слышала его имя и видела его работу. И мне было совершенно очевидно, что именно он, его глаз и чутье, до сих пор делали русское издание Alfa Male более или менее красивым и сексуальным журналом – даже вопреки вопиющему несоответствию Михалыча должности главного редактора. Им очень повезло с арт-директором, думала я каждый раз, просматривая свежий номер, – а я всегда внимательно читаю весь «глянец», благо времени у меня предостаточно. По каждому его макету, по выбору обложек, по работе со шрифтами было видно: у Влада есть и дерзость, и вкус, и острое чувство моды, причем не только в одежде – он понимает и что интересно публике, и, главное, как это выразить на журнальной странице. Я заочно уважала его и твердо знала – что бы я ни изменила в Alfa Male, артдиректором непременно должен остаться Влад Потоцкий. Он ровно такой, каким должен быть арт-директор в МОЕМ журнале. Он – идеален, он – то, что мне нужно.