Дин Кунц - Город Ночи

Бенни создали человеком действия, чтобы он двигался, делал, убивал. Его создали совсем не для того, чтобы он задумывался над философскими проблемами.

— Оставим глубокие размышления Альфам и Бетам, — сказал он.

— Я всегда это делаю, — ответила Синди.

— Я говорю не с тобой. Я говорю с собой.

— Раньше я не замечала, чтобы ты говорил с собой.

— Я только начинаю.

Она нахмурилась.

— И как я узнаю, с кем ты говоришь — со мной или с собой?

— С собой я много говорить не буду. Возможно, это первый и последний раз. Сам я себя не очень-то интересую.

— Мы бы больше интересовались собой, если бы сделали ребенка.

Он вздохнул.

— Пусть будет как будет. Мы станем убивать тех, кого нам велят убить, до того момента, как наш создатель убьет нас. Это вне нашего контроля.

— Но подконтрольно Ибо.

— Он, который красный.

— Совершенно верно. Хочешь пойти со мной к Зозо Дислисл и купить приносящий радость грис-грис?

— Нет. Я только хочу связать этих копов, вспороть им животы и послушать, как станут они кричать, когда я буду вытаскивать их кишки.

— Это ты велел мне проехать мимо, — напомнила Синди.

— Я допустил ошибку. Давай их найдем.

Виктор сидел за столом в главной лаборатории (прервал работу, чтобы перекусить), когда на экране компьютера появилось ослепительно красивое лицо Аннунсиаты.

— Мистер Гелиос, Уэрнер попросил сказать вам, что он в комнате Рэндола Шестого и что он взрывается.

Хотя Аннунсиата была не реальным человеком, а продуктом компьютерной графики, подкрепленной сложным программным обеспечением, Виктор раздраженно бросил:

— Ты опять несешь чушь.

— Сэр?

— Не мог он тебе такого сказать. Проверь его послание и передай в точности.

Уэрнер решил лично провести обыск в комнате Рэндола Шестого и проверить содержимое жесткого диска его компьютера. После короткой паузы Аннунсиата заговорила вновь:

— Мистер Гелиос, Уэрнер попросил меня передать вам, что он в комнате Рэндола Шестого и что он взрывается.

— Свяжись с Уэрнером и попроси его повторить свое сообщение, а потом снова со мной, когда запомнишь все правильно.

— Да, мистер Гелиос.

Виктор застыл с поднесенным ко рту пирожным в ожидании, что она еще раз произнесет его фамилию, но она не произнесла.

Как только лицо Аннунсиаты исчезло с экрана, Виктор доел пирожное, потом запил его кофе.

Аннунсиата вернулась.

— Мистер Гелиос, Уэрнер повторяет, что он взрывается, и указывает, что срочность ситуации требует вашего немедленного вмешательства.

Поднимаясь, Виктор швырнул кружку в стену. От удара она с грохотом разлетелась.

— Аннунсиата, дай мне знать, когда ты снова сможешь что-нибудь сделать правильно. Вызови уборщика. В главной лаборатории разлился кофе.

— Да, мистер Гелиос.

Комната Рэндола Шестого находилась на втором этаже, служившем общежитием для тех представителей Новой расы, которые уже вышли из резервуаров сотворения, но по каким-то причинам еще не могли покинуть стены «Рук милосердия».

Поднимаясь на лифте, Виктор пытался успокоиться. Все-таки он прожил двести сорок лет и не мог допустить, чтобы подобные мелочи так действовали на нервы.

Он знал, в чем его беда: в этом несовершенном мире он во всем стремился к совершенству. И нисколько не сомневался, что придет день, когда все его люди будут в полной мере соответствовать установленным им высоким стандартам.

А пока не оставалось ничего другого, как терпеть несовершенство мира. И лучше бы над ним посмеиваться, а не злиться из-за него.

Но смеялся он мало. Собственно, давно уже не смеялся. Последний раз он вдоволь насмеялся в 1979 году, с Фиделем, в Гаване, во время экспериментов на открытом мозгу, в которых подопытными кроликами выступали политические заключенные с необычно высоким коэффициентом умственного развития.

Выходя из кабины лифта на втором этаже, Виктор рассчитывал посмеяться с Уэрнером над ошибкой Аннунсиаты. Чувство юмора у Уэрнера отсутствовало напрочь, но он мог сделать вид, что смеется.

Однако, выйдя из ниши у лифтов в главный коридор, Виктор увидел с десяток своих людей, которые столпились перед дверью в комнату Рэндола Шестого. Почувствовал исходившую от них тревогу.

Они расступились, давая ему пройти. Уэрнер лежал в комнате на полу, лицом вверх. Массивный, мускулистый начальник службы безопасности разорвал на груди рубашку. Извиваясь, корча страшные рожи, он обхватил себя руками, словно не давал торсу разорваться.

— Что с тобой не так? — спросил Виктор, опустившись на колени рядом с Уэрнером.

— Взрываюсь. Я вз… вз… взрываюсь.

— Это абсурд. Ты не взрываешься.

— Какая-то моя часть хочет стать чем-то еще.

— Ты мелешь чушь.

— Что со мной происходит? — спросил Уэрнер, стуча от страха зубами.

— Убери руки, дай мне взглянуть.

— Кто я, почему я, как такое может случиться? Отец, скажи мне.

— Я не твой отец, — резко ответил Виктор. — Убери руки!

Когда Уэрнер убрал руки, открыв тело от шеи до пупка, Виктор увидел, что его кожа пульсирует и натягивается, словно ключицы стали такими же мягкими, как жир, словно под кожу проникли змеи, которые непрерывно извиваются, стараясь изыскать возможность выбраться наружу.

В удивлении Виктор положил руку на живот Уэрнера, чтобы попытаться определить природу этого внутреннего хаоса.

И тут же выяснил, что визуальные впечатления обманчивы. Никакие змеи под кожей Уэрнера не шевелились.

Изменялась сама плоть, она стала аморфной, превратилась в желатиновую массу, трансформировалась, чтобы стать чем-то еще… отличным от Уэрнера.

Дыхание Уэрнера стало тяжелым. Из горла вырывались хрипы. Будто там застрял посторонний предмет.

В белках глаз полопались сосуды, и теперь он смотрел на своего создателя красными глазами.

Начали деформироваться мышцы рук, то же самое происходило с лицом, толстая шея, вибрируя, раздулась.

Виктор понял, что изменения идут на клеточном уровне, мутировали не сами органы, а мельчайшие частички, из которых они состояли, клетки.

Под ладонью Виктора, которая лежала на животе Уэрнера, плоть обрела форму руки, которая сжала руку Виктора, не угрожающе, почти любя, однако Виктор пришел в ужас, вырвал руку, отпрянул.

— Каталку! — закричал он, вскочив. — Быстрее! Привезите каталку! Мы должны отправить этого человека в изолятор!

Выдвигая пять стальных штырей-засовов на второй двери, Эрика спросила себя, а побывала ли в этом секретном коридоре хоть одна из предыдущих четырех Эрик. Ей хотелось думать, что все они если и нашли потайную дверь, то не в первый день пребывания в особняке.

И даже наткнувшись на спрятанный выключатель случайно, она уже начала относить совершенное открытие к свойственному ей любопытству, о котором и говорил процитированный ею Сэмюэль Джонсон. Ей хотелось думать, что в этом аспекте она превосходила своих предшественниц.