Александр Варго - Нечеловек

Максим подошел к телефону.

Он услышал голос человека, который оберегал его. Все те годы, которые помнил Максим, крестный был ему и матерью, и отцом. Каждое утро он провожал Максима в школу и забирал его оттуда вечером. Сейчас Макс понимал, что этим дядя Слава показывал ему свою любовь. Родительскую любовь.

– Алло, Максик? – У мужчины был тихий добрый голос.

– Да, крестный. Как ты?

– А как, ты думаешь, может быть в семьдесят два года? Конечно, замечательно. Я чувствую себя точно так же, как и выгляжу. Хе-хе-хе. Хотя откуда тебе знать, как я выгляжу. Когда ты был у меня последний раз?

Три недели назад? Месяц? Нет. Он только собирался тогда к крестному. Олег позвонил, и они уехали на рыбалку. Максим вспомнил: он был у дяди Славы на майские праздники. То есть почти четыре месяца назад. Родственники из разных городов чаще встречаются. Дядя Слава жил в трех километрах от Максима. Сам он никогда не приходил к Максу, боялся нарваться на Нину Федоровну и Алексея Ильича. Не заладилось у них с первого дня знакомства. Вячеслав Андреевич Даниленко был человеком со сложным характером (разумеется, по мнению Нины Федоровны, к которому не мог не прислушаться Алексей Ильич). Сложность характера проявлялась в том, что дядя Слава не любил учить и терпеть не мог, когда учат другие. Совет, конечно, он дать мог, только с одним условием: если в этом совете нуждались. Вот именно в этом они и не сошлись характерами с тещей Макса. Та любила поучить жизни.

– Я исправлюсь, – едва слышно произнес Максим.

– Очень надеюсь на это, сынок.

Макс понял, как старику одиноко. Одиночество – верный признак старости. Максим где-то прочитал это, но сейчас, как говорил герой фильма «Где находится нофелет», он до этого додумался бы и сам. «Доводы, до которых человек додумывается сам, обычно убеждают его больше, нежели те, которые пришли в голову другим».

Макс снова вспомнил о книге.

– Сынок, ну когда ты собираешься проведать старика?

«Он не должен быть одиноким – у него есть я. А что я? Что я сделал для человека, который одаривал меня заботой и любовью сразу за двоих? Что?! Кроме проблем в детстве и безразличия сейчас, – ни черта!»

– Крестный, я на днях заскочу, обещаю.

Разговор не клеился. Макс попрощался и повесил трубку.

На втором этаже у окна стояли мужчина в белом халате и молодая женщина в сером брючном костюме.

– Память о детстве, например, не может воспроизводиться так, как будто она была вчера и… В общем, воспоминания эти нельзя положить на полку как снятую пленку, а потом по прошествии лет просмотреть в неизменном виде. Воспоминания меняются в связи с недавним происшедшим, – говорил мужчина.

– Вячеслав Андреич, я не совсем понимаю…

Даниленко посмотрел на заведующую как на ребенка. В сущности, она им и являлась. Лет двадцать пять? Тридцать? Только из института. Откуда ей вообще знать то, о чем он говорил?

– Танечка, – по-отцовски обратился Вячеслав Андреевич к заведующей детским домом, – мы делаем так. Ты приводишь ко мне Максима. Я провожу с ним беседу и назначаю курс лечения. С мальчиком все будет хорошо. – Он посмотрел в окно. Во дворе бегали мальчишки, а Максим Бабурин сидел на крыльце и смотрел прямо перед собой. – Жалко мальчишку.

– Да. Такое пережить… Бабушка сошла с ума, родители разбились. Как еще старуха дом не сожгла? А то бы и вовсе мальчик погиб.

– Еще неизвестно, что лучше: жить с такой раной или умереть. – Доктор развернулся, заложил руки за спину и пошел по коридору к своему кабинету.

Вячеслав Андреевич вошел в кабинет с табличкой «Детский психолог» на двери, к старенькому столу с не менее стареньким монитором на нем, сел за стол и открыл верхний ящик. В нем стоял жестяной коробок с небольшой замочной скважиной. Даниленко вставил в щель ключик и открыл чудо-ларчик. В нем лежали упаковки таблеток. Безликие квадраты фольги без названия. В каждый блестящий квадрат впаяно по двенадцать драже. По цвету и форме они не отличались от витаминов, но были куда как полезней. Выпил – и забыл, очень удобно. Долго шли к этому ученые – и вот наконец! Природа человеческих воспоминаний до конца не изучена, а вот на крысах и рыбах получалось куда как хорошо. Вячеслав шел на преступление, решив дать их мальчишке.

Даниленко полюбил мальчика с первых дней его появления в детском доме. Он намеревался не только помочь мальчишке, но и забрать его из детдома.

Надо спасать мальца. Надо.

Максим сидел на крыльце и наблюдал за детьми. Он никак не мог понять, что случилось с его бабушкой и почему мама с папой не забирают его отсюда. Нет, Максиму не было здесь плохо. Дети не очень дружелюбны, но вот врач дядя Слава и заведующая тетя Таня – они любили Максима. Ему даже иногда казалось, что они любят его больше, чем мама и папа.

– Максим, Максим! – услышал мальчик голос тети Тани и обернулся.

– Пойдем. Вячеслав Андреевич хочет с тобой поговорить. – Женщина подошла и обняла мальчика.

– Тетя Таня, а когда мои мама и папа приедут за мной?

Бедный ребенок. Женщина отвернулась, чтобы скрыть слезы. Максим у них уже около года, и каждый день – один и тот же вопрос. Вопрос, на который, отбросив гуманность, одна из работниц детдома однажды ответила малышу. Он проплакал тогда всю ночь, а наутро задал тот же самый вопрос, будто вчера никто ему ничего не говорил.

– Скоро, Максим. Скоро.

Заведующая завела Максима в кабинет к Даниленко, а сама вышла.

– А, дружочек мой! Заходи, заходи.

– Здравствуйте. Дядя Слава, может быть, вы знаете, когда за мной приедут родители?

– Да, да, конечно, сынок. Я поэтому тебя и позвал.

Мальчик плюхнулся на стул у двери. Вячеслав Андреевич взял стул, поставил его рядом с Максимом и сел.

– Представляешь, сегодня утром мне позвонил твой папа. Он попросил, чтобы я забрал тебя к себе.

– А почему вы не позвали меня? – Глаза мальчика наполнили слезы.

– Ну-ну, сынок. Не надо плакать. Они скоро приедут и заберут тебя. А пока ты поживешь у меня. Я живу один – тебе понравится. – Он достал платок и вытер слезы Максиму. – Ну, пошли собирать вещи?

Максим улыбнулся сквозь слезы.

– Пошли.

Когда зазвонил телефон, Максим вспомнил о таблетках. Черт! Услышал родной голос, и из головы вылетело! Ладно, по телефону такие вопросы все равно не решаются. Ему о многом надо поговорить с дядей Славой.

Макс поднял трубку.

– Да.

– Максим, ты можешь говорить?

«Может ли он говорить? Хороший вопрос. Может. А вот хочет ли?»

– Что случилось?

Максим спросил, чтобы поскорее отвязаться от собеседника. Он знал, что случилось и о чем она будет с ним говорить.

– Ты же знаешь, что случилось, – проворковала Леся.