Алексей Атеев - Карты Люцифера

– Точно сказать не могу, но опасность близкая и очевидная.

Собственно говоря, делать в Плутаеве больше было нечего. Однако катер в Кострому отправится только завтра. Артем взглянул на часы. Начало седьмого. Куда податься? С Соболевым он наговорился «до отвала». Учитель показался ему несколько «не в себе», а рассказы его и вовсе странными. Вокруг таинственных карт сгустился полный туман. Впрочем, какая ему разница? Деньги ведь платят. Что касается «ясновидения» Соболева и невнятных намеков, так это и вовсе чепуха. Какие здесь могут быть опасности?

Вопрос с ночлегом был решен, но сидеть в доме у Соболевых не хотелось, и Артем решил прогуляться по городу.

Вечерело. Тучи вдруг разошлись, засверкало предзакатное солнце, и тут же неожиданно пролился легкий дождик. Он быстро кончился, и над городом повисло разноцветное коромысло радуги. Когда Артем видел радугу, ему вспоминалось детство. Казалось тогда: нет на свете ничего красивее. Нежные краски ласкали душу, вызывали восторг, заставляли забывать о сиюминутных заботах. Интересно, сидя на радуге, взглянуть на землю, думалось тогда. Наверное, с высоты не видно грязи и убожества наземного мира. Подобная мысль возникла и сейчас. Это жалкое скопище домишек, называемых Плутаевом, словно куча мусора, брошенного неведомой рукой на землю…

Артем неожиданно для себя вышел на косогор, с которого открывался великолепный вид. И сразу стало понятно, почему Левитан ездил в эту дыру писать свои картины.

Далеко за Волгой бушевала гроза. Зигзаги молний изнутри воспламеняли клубящиеся тучи, и они взрывались с ослепительно лиловым светом, изрыгая из своего нутра яростные раскаты, которые, преодолев расстояние, трансформировались в недовольное ворчание. Над самой же рекой тучи расступились, образовав нечто вроде огромной небесной полыньи. И через эту полынью на воду и берега падал конус света, сотканный словно из множества отдельных лучей. Это только усиливало впечатление необъятности пространства. Радуга растаяла, но сияние, лившееся из-за туч, приобрело розоватый оттенок, затем сгустилось, проходя все стадии от алого до багряного. И речные воды тоже меняли цвет, но не краснели, напротив, становились синими, как спелая слива, а потом и вовсе почернели. Необычное освещение рельефно выделило предметы, лежащие на берегу реки: перевернутые лодки, бакен, створные знаки. Низко пролетевший над водой журавль и вовсе создал впечатление ожившей японской гравюры.

Последний луч сверкнул на золоте креста далекой заволжской церкви, и, словно знаменуя этот миг, издали послышался протяжный колокольный звон. Отчего-то стало грустно, сладко защемило сердце… Артем, отродясь не бывавший в церкви, перекрестился, смахнул слезу и побрел назад в город.

Пахло дождем, скошенной травой и парным молоком: вовсе не индустриальными, а исконно сельскими ароматами. Густые, как сметана, сумерки пали на Плутаев. В домах зажглись огоньки, из открытых окон до Артема доносились звуки обыденной жизни: детские голоса, смех, перебранка… Здесь звякала посуда, там громко играло радио. И Артем подумал, что в этот час везде на Руси происходит одно и то же: народ кончает ужинать и начинает готовиться ко сну. Он взглянул на часы. Почти девять.

В этот миг из проулка прямо на Артема вышла большая белая лошадь.

– Что, конявый, – спросил у лошади Артем, – и тебе грустно? И ты небось задумываешься о смысле бытия. Зачем ты, конявый, бродишь впотьмах по улицам? Почему не стоишь в стойле, не хрумкаешь овсом или сеном? Может, потерялся? А возможно, сбежал с живодерни. Скажи, конявый, собрат мой! И ты забыт и неприкаян?

Лошадь в ответ тихонько заржала.

– Значит, я угадал, – констатировал Артем. – Тебе так же грустно, как и мне. Жизнь бессмысленна что для лошади, что для человека. Как говорит мой друг Колычев: суета сует и всяческая суета. Суета и бессмысленность… Ладно, конявый, будь здоров.

Артем размышлял, что делать дальше. Вернуться в гостеприимное семейство Соболевых, выпить по рюмочке с хозяином да завалиться спать? «Перины, наверное, у них замечательные», – думал он. Или еще немного погулять?

Откуда-то, словно из-под земли, послышались звуки музыки. Играл духовой оркестр. Знакомая мелодия… Артем прислушался. Вальс «Амурские волны». Ага, уж не танцульки ли имеют место быть? Оказывается, в Плутаеве, как и повсюду на земле, хоть в том же Париже, кипит ночная жизнь. Есть смысл познакомиться с ней поближе. И наш герой отправился на поиски приключений.

Он шел почти наугад, ориентируясь на уханье барабана, всхлипы кларнета и жестяной лязг тарелок. Звуковая дорожка вывела к месту гульбища – ярко освещенной деревянной эстраде, на которой сидело человек семь музыкантов, называемых в народе «духоперами». Дирижировал оркестром невысокий лысый толстячок в свободной бархатной куртке, наподобие тех, какие носят художники, похожей на старинный кафтан. Нижнюю половину одеяния дирижера скрывала стоявшая за ним афиша, на которой было написано:

«МУЗЫКАЛЬНЫЕ ВЕЧЕРА ДЛЯ ЮНОШЕСТВА.

ПОСВЯЩАЮТСЯ НАЧАЛУ НОВОГО УЧЕБНОГО ГОДА.

ИГРАЕТ ОРКЕСТР «ВОЛЖСКИЕ ПРОСТОРЫ»

РУКОВОДИТЕЛЬ СИЛАНТИЙ ИЛЬИЧЕВСКИЙ».

По-видимому, человек в бархатной куртке и был означенным Силантием. Он резво махал палочкой и отбивал такт правой ногой, обутой в стоптанный сандалет.

Вокруг эстрады, в лучах нескольких прожекторов, резвилась многочисленная публика. Очевидно, в Плутаеве под понятие «юношество» подпадали самые разные возрастные категории, поскольку на танцевальной площадке кружились и сопливые ребята, и солидные немолодые пары.

Вальс кончился. Дирижер обернулся к публике, одарив присутствующих звездной улыбкой. Он купался в лучах славы.

– Чарлистон давай! Чарлистон!!! – закричали с мест.

– Идите вы со своим чарлистоном куда подальше! Твист давай!.. Шейк!..

Скорее всего, противоречивые требования в рядах танцующих заставили концертмейстера самому сделать выбор. Он взмахнул палочкой, и «Волжские просторы» завели удалой краковяк. Часть публики яростно засвистела, более пожилые ее представители тут же пустились в пляс.

Артем встал поодаль и стал изучать присутствующих, в основном женскую половину. Девушки держались кучками, либо не решаясь исполнять столь знойный номер, как краковяк, либо просто не умея его танцевать. Артем отметил, что среди девиц довольно много хорошеньких. Правда, большинство лиц было похоже друг на друга, словно на танцплощадке присутствовали исключительно родственники. Плутаевки, как правило, имели широкие скулы, русые волосы, были курносы и сероглазы. Артем заметил, что и в его сторону бросают любопытные взгляды. Это обстоятельство наполнило его сердце привычной решимостью, и, когда толстенький Силантий объявил новый номер программы, он рванулся на штурм.