Лорел Гамильтон - Обсидиановая бабочка

Вампиры остановились футах в восьми от нас. Мертвый вампир остался лежать между нами на полу. Кровь уже перестала течь. Когда вампиру снесешь голову, кровь хлещет, как у человека, вытекают кварты красной жидкости. Но этот потерял крови столько, что она едва залила каменный пол на фут вокруг головы и чуть меньше вокруг груди. При том что с ним сделали – крови оказалось очень мало.

Сгустившееся молчание нарушил Олаф:

– Можете проверить ему пульс, если хотите.

– Олаф, не надо, – сказал Эдуард.

Олаф пошевелился, то ли от неудобства, то ли сдерживая себя, чтобы не выкинуть чего-нибудь этакого.

– Ты начальник, – ответил он так, будто это было не совсем ему по нутру.

– Вряд ли у него есть пульс, – сказала я, глядя на вампиров. – Чтобы заставить сердце вампира биться, нужна энергия, а у него ее нет ни капли.

– Тебе его жалко, – сказала Итцпапалотль.

– Да, наверное, – ответила я.

– А твоему другу – нет.

Я посмотрела на Эдуарда. На его лице ничего не выражалось. Приятно узнать, что между нами все-таки есть разница. Мне было жалко, а ему нет.

– Да, наверное.

– Но в тебе нет ни сожаления, ни вины.

– А почему мне чувствовать себя виноватой? Мы его только убили, не мы превратили его в ползучую голодающую тварь.

Хотя она и была облачена в плащ, но в ней чувствовалось то напряженное оцепенение, которое доступно только очень старым вампирам. Ее голос потеплел от первых импульсов гнева.

– Ты берешься нас судить.

– Нет, просто констатирую факт. Не дойди он до такого голода, какого я вообще не видела ни у одного вампира, кроме как в запечатанных гробах, он бы никогда на меня не напал.

Я еще подумала, что они могли бы сильнее постараться его удержать, но не сказала вслух. Мне не хотелось ее злить по-настоящему, когда между нами и дверью на лестнице торчит штук восемьдесят вампиров. Это еще не считая оборотней-ягуаров.

– А если бы я велела своим голодным пить вашу кровь, всем сразу, что бы они сделали? – спросила она.

Голодающий вампир на цепи поднял глаза. Он не смотрел ни на кого долго, только переводил глаза с одного лица на другое, но он ее услышал.

У меня в животе свернулся до боли тугой узел. Мне пришлось с силой выдохнуть, чтобы заговорить, преодолевая вдруг зачастивший пульс.

– Они бы на нас напали.

– Они бы бросились на вас, как бешеные псы, – уточнила она.

Я кивнула, положив руку потверже на рукоять пистолета.

– Ага.

Если она отдаст приказ, первая пуля угодит ей между глаз. Погибая, я хотела прихватить ее с собой. В отместку ей? Да, ну и что?

– Эта мысль тебя пугает, – сказала она.

Я попыталась увидеть ее лицо под капюшоном, но какая-то игра теней освещала только маленький рот.

– Если ты ощущаешь все эти эмоции, то ты можешь отличить правду от лжи.

Она вызывающе резко подняла голову. Какое-то едва уловимое выражение на лице нарушило его невозмутимое спокойствие. На самом деле она не умела отличать правду от лжи. И все же она могла ощущать чужие раскаяние, жалость, страх. Правда и ложь тоже должны были бы входить в этот перечень.

– Мои голодные вампиры бывают мне иногда полезны.

– Значит, ты нарочно заставляешь их голодать?

– Нет, – ответила она. – Великий создатель бог видит их слабость и не поддерживает их, как поддерживает нас.

– Не поняла.

– Им дозволено питаться подобно богам, а не зверям.

Я нахмурилась:

– Прошу прощения, все равно не доперла.

– Мы тебе покажем, как питается бог, Анита.

Она произнесла мое имя, тщательно смакуя его по слогам, придав обыкновенному имени экзотическое звучание.

– Спускается оборотень, – предупредил Бернардо, наводя пистолет.

– Я призвала жреца кормить богов.

– Пропусти его, – сказала я.

Его лицо, как я в него ни вглядывалась, ничего мне не подсказывало.

– Мне не хотелось бы говорить непочтительно, но если этого избежать не удается, то заранее приношу свои извинения. Мы ведь пришли сюда говорить насчет убийств, и я бы хотела задать тебе несколько вопросов.

– Твои обширные познания тайных материй и наследия ацтеков и привели нас к тебе, – добавил Эдуард.

Я сумела удержаться и не вскинуть брови, а только кивнула:

– Да, он правильно сказал.

Она по-настоящему улыбнулась.

– Вы все еще думаете, что я и мои подданные – всего лишь вампиры. Вы не верите, что мы боги.

Тут она попала в точку, но ведь она не чует лжи.

– Я христианка. Ты видела, что крест сиял. Это значит, что я монотеистка, так что если вы все – боги, для меня это некоторая проблема.

Как дипломатично у меня получилось, я осталась собой довольна.

– Мы вам это докажем, потом предложим вам наше гостеприимство, а после поговорим о делах.

За многие годы я усвоила, что если кто-то объявляет себя богом, то с ним лучше не спорить, если ты не вооружен. Так что я и не пыталась сразу завести деловой разговор. Она псих и располагает солидными силами, чтобы ее сумасшествие заразило все здание и даже стало фатальным. Давайте пока займемся вампирской мистикой, а когда самозваная богиня удовлетворит свое тщеславие, тогда я и задам вопросы. А насколько вообще приемлемо лицезреть доказательства этой самой божественности – лучше и не задумываться.

Спустившийся по лестнице оборотень был тем голубоглазым блондином с золотистым загаром, который сегодня прошел мимо нашего стола так близко, что я потрогала его шерсть. Он вошел с непроницаемым лицом и с пустыми глазами, будто не был уверен, хочется ли ему сюда.

Оборотень оглядел комнату, замешкался, увидев мертвого вампира. Но тут же опустился перед Итцпапалотль на колени, встав спиной к нам и нашим пистолетам, и склонил мохнатую голову.

– Что желаешь ты от меня, небесная владычица?

Я изо всех сил постаралась сохранить невозмутимое выражение на лице. Небесная владычица? Ну и ну.

– Я хочу показать нашим гостям, как питается бог.

Тут он поднял глаза и посмотрел ей в лицо:

– Кому я должен поклониться, небесная владычица?

– Диего, – ответила она.

Услышав это имя, шатен-вампир вздрогнул, и, хотя на лице его ничего не отразилось, я знала, что он не рад.

– О темная богиня моя, что ты желаешь?

– Сет предложит тебе жертву. – Она тонкой рукой погладила мех на его капюшоне.

– Как повелишь, моя темная богиня, – сказал Диего, и в голосе была та же невозмутимость, что и на его лице.

Оборотень по имени Сет пошел на четвереньках, подражая животному, шкуру которого он носил. Прижавшись лбом к рукам, он почти вытянулся ниц у ног Диего.

– Восстань, жрец темной богини нашей, и принеси нам жертвы.

Оборотень встал и оказался на полфута выше вампира. Он что-то сделал спереди у шкуры ягуара, и она распахнулась, так что можно было откинуть головной убор в виде морды ягуара, и невидящие стеклянные глаза зверя уставились на нас поверх плеч жреца. Сама голова повисла, как у зверя с поломанной шеей. Волосы жреца были цвета густого меда, выгоревшие на солнце, и со всех сторон были схвачены длинным гибким прутом; собранная таким образом шевелюра прилегала плотно к голове, чтобы на нее легко можно было натянуть шкуру ягуара. Как прическа у того, кого резал жрец за сценой в наказание.