Ливи Майкл - Камень ангела

Кит сердито взглянул на настоятеля, отводя от лица волосы.

— Я ничего не вижу, — сказал он.

Настоятель встал у Кита за спиной, положив руки ему на плечи.

— Хорошенько вглядись в зеркало, — сказал он и остановился.

Слова замерли у него на губах, в горле что-то заклокотало. Кит с удивлением смотрел на отражение настоятеля в зеркале. Он не двигался, но Кит чувствовал, как тот сжимает его плечи. Потом что-то коснулось его щеки, и он потер ее.

— Я по-прежнему ничего не могу увидеть, — сказал он, но настоятель молчал, пристально вглядываясь в зеркало каким-то потусторонним взглядом.

У Кита промелькнула мысль, что, быть может, настоятель и разглядел в Ките что-то еще — что-то скрытое, что могло выявить зеркало. Он попытался отойти от зеркала, но настоятель все еще сжимал его плечи. Кит поднял руки и тут же уронил. Нужно вести себя как ни в чем не бывало, подумал он.

— Я не знаю, чего ищу, — заявил он.

— Ты ничего не можешь увидеть в зеркале? — дрожащим голосом спросил настоятель.

Кит хотел было поинтересоваться, что видит он, но ему не хватило смелости. Он пожал плечами с непринужденным видом — насколько ему это удалось.

— Совсем ничего, — ответил он.

— Убирайся, — хрипло вскрикнул настоятель, напугав Кита.

— Простите? — пролепетал он, и тут у него возникло жутковатое чувство, что настоятель говорит не с ним.

Потом он вдруг почувствовал, как что-то легонько коснулось его лица и волос, как паутинка, и он отстранился.

— Мы уже закончили? — спросил он, но настоятель все еще не отрывал взгляд от зеркала.

— Что это? — спросил Кит.

Настоятель вдруг смертельно побледнел.

— Я сказал — уходи, — произнес он сдавленным голосом.

И внезапно схватил со стола пузырек со святой водой и плеснул в зеркало. Кит в испуге наблюдал, как вода растекается по поверхности зеркала.

— Что такое? — воскликнул он. — Вы — вы что-то увидели?

Настоятель опустился в кресло, дрожа всем телом. Киту очень хотелось убежать, но он не мог оставить настоятеля в таком состоянии.

— С вами все в порядке? — спросил он приглушенным голосом.

Настоятель прикрыл лицо руками.

— Ничего, — вымолвил он наконец. — Тебе лучше уйти.

Кит открыл было рот, чтобы задать один из вопросов, роившихся у него в голове, но настоятель махнул на него рукой.

— Уходи, — повторил он, а когда Кит не двинулся с места, сердито закричал: — Я же сказал — уходи!

И Кит обратился в бегство.

Все выходные Кит думал о настоятеле. Он думал о нем, делая переводы из Виргилия и Овидия, и когда пел в хоре, а новый проповедник нудно читал проповеди. Он не договорился с настоятелем о новой встрече, и даже если бы тот послал за ним, Киту не хотелось идти. Все, что говорили о нем другие мальчики, — правда, решил он. Настоятель — Черный Колдун, и он, вероятно, наложил проклятие на этот город. Кит ничего ему не скажет.

Дела в школе шли как обычно. Каждому хористу платили четыре пенса в день за пение, хотя регент сказал, что они того не стоят, и что он собирается поговорить с директором и положить этому конец. Кит недоумевал: ведь на эти деньги им приходилось покупать гусиные перья и книги, включая и специальную тетрадь, куда они записывали ученые изречения и поговорки, цитаты и иностранные слова.

Кроме того, он должен был каждое утро платить пенни Певерилу или Монксу за то, что те записывали его фамилию в журнал, а еще так называемое «петушиное пенни», которое шло младшему учителю за то, что он содержал петухов для субботних петушиных боев. Так что у него оставалось совсем мало денег для пивных. Чабб, у которого их было много, постоянно уговаривал его туда сходить. Он был щедр по отношению к Киту и делил с ним свои деньги, но Киту не всегда хотелось быть ему обязанным. Однако неудобно было постоянно отказывать Чаббу, так что, когда в субботу тот выиграл ставку, Кит пошел в таверну и напился вместе со всеми.

Остальное время он провел, играя в крикет с младшими мальчиками и в гандбол с Лэнгли или Паркером. Он перестал играть в футбол с тех пор, как его приятели устроили матч с подмастерьями на городских улицах, — он не пошел из-за дополнительных занятий греческим. После он порадовался этому, так как было разбито четыре окна, и в школу прибыли констебли.

В понедельник утром настоятель не явился инспектировать школу. Он прислал сообщение, что болен, и Кит забеспокоился, вспомнив, в каком состоянии его оставил. Однако он почувствовал облегчение оттого, что теперь настоятель вряд ли за ним пошлет.

Во время ланча пришла новость, что пуритане закрыли таверну. В одиннадцать часов Лэнгли с Паркером и Чаббом улизнули, чтобы выпить пинту эля, и увидели обгоревшую таверну миссис Баттеруорт.

— Что ты имеешь в виду — закрыли? — спросил Кит.

— Не закрыли, а сожгли, — уточнил Чабб, всаживая нож в мясо у себя на тарелке.

— И ее саму тоже сожгли, — добавил Паркер. — Я слышал, она умирает!

— Она не умрет, — возразил Чабб. — Она слишком крепкая. Пропиталась своим собственным элем.

И он рассказал историю, которую слышал.

— Кто знает, сколько еще таверн они закроют, — печально произнес Лэнгли, а Хьюитт выразил беспокойство по поводу того, что же случилось с хорошенькой служанкой.

— Может быть, она вернется в лес, — предположил он, а Паркер предложил отправиться туда за ней, однако Чабба это не развеселило.

— Он же всего-навсего крестьянин, этот проповедник, — сказал он. — Ему бы следовало пасти свиней в Сэлфорде.

В оставшуюся часть недели атмосфера в школе неуловимо изменилась. Директор казался рассеянным и часто встречался с членами церковной коллегии. Ходили слухи, что нового проповедника пригласят преподавать в школе, поскольку он пользуется поддержкой епископа Честерского. Чабб заявил, что тогда он просто повесится.

— По крайней мере, мы скоро выпускаемся из школы, — сказал он Киту. — Я, например, перерос это заведение.

В кои-то веки Кит был с ним согласен. Хотя он и боялся университета, школой он был сыт по горло. Он ходил с опущенной головой и помогал младшим мальчикам учить алфавит — между своими переводами с греческого и дополнительными уроками фехтования. Теперь он еще больше, чем когда-либо, был исполнен решимости хорошо сдать экзамены в университет. По-видимому, настоятель тоже был занят — во всяком случае, он не посылал за Китом.

Когда в следующий понедельник Кит открыл двери школы, перед ним предстал директор.

— Мастер Морли, — обратился он к Киту. — Вот новый мальчик. Отведите его к младшему учителю.

Директор отступил в сторону, и Кит увидел неуклюжего долговязого мальчика, который смотрел на Кита большими темными глазами. Он явно был сильно напуган.