Алексей Атеев - Дно разума

Эта история произошла в те далекие времена, когда «медведя-воеводу» всего пару лет как сменил на троне бровастый красавец с ласковым взором. В те заповедные годы телевидение было черно-белым и транслировало лишь два канала, космонавты считались национальными героями, народ переселяли из бараков в панельные «малолитражки», а разливное пиво качали из огромных дубовых бочек. Водка стоила два восемьдесят семь, бутылка крепленого – чуть больше рубля, а стакан сухого вина, наливаемого автоматом на ялтинской набережной, – двадцать копеек. На загнивающем Западе гремела «ливерпульская четверка», а на отечественной сцене Эдита Пьеха распевала «Только ты». В ту эпоху граждан, спекулировавших золотом и валютой, расстреливали, образование и здравоохранение были бесплатны, а на экраны кинотеатров страны вышел замечательный фильм «Кавказская пленница».

Страна твердой поступью шагала в коммунизм, который, как указывалось в докладе предыдущего вождя на партийном съезде, должен быть построен к 1980 году. Словом, жить становилось все лучше и веселее. Впереди маячило исключительно светлое будущее, не замутненное ни единым темным пятнышком. Все было просто и ясно, все объясняемо с точки зрения рационалистического разума и научных фактов. Так, во всяком случае, казалось. Однако случались иной раз события, объяснить которые этот самый разум, казалось, был не в силах. Именно о них и пойдет речь в нашем рассказе.

Соцгород, где и происходило его действие, – город особый, можно даже сказать, показательный. Возник он в тридцатых годах у подножия горы, целиком состоявшей из руды, годной для выплавки металла. Гора так и называлась Железной. Возле горы было решено построить металлургический гигант, равного которому не имелось в мире. Строительство завода продвигалось невиданными темпами, и вскоре задымили домны, загудели мартены, а прокатные цеха выдали первые тонны готовой продукции.

Строили индустриальное чудо, а потом и работали на нем люди, собранные в это место со всей страны. Некоторая их часть приехала сюда добровольно, но большинство попало в Соцгород отнюдь не по собственному желанию. Площадку, где возводился промышленный гигант, окружали спецпоселки, в которых содержались его строители, вчерашние крестьяне из Поволжья и Центральной России, раскулаченные в ходе коллективизации. Их привозили сюда целыми семьями в телячьих вагонах, узенькие окошки которых были забраны железными решетками, выгружали на станции и под конвоем загоняли в дощатые, кое-как сколоченные, продуваемые свирепыми ветрами бараки. Имелись в Соцгороде и обычные лагеря, в которых содержались преступники, как уголовные, так и политические. Нужно отметить, что и те, кто приехал добровольно, явились на великую стройку тоже не от хорошей жизни. В большинстве это были опять же крестьяне, бежавшие сюда, спасаясь от раскулачивания. Встречались на строительстве и те, кто приехал за «длинным рублем», но такие обычно долго не задерживались, поскольку невероятно тяжелые условия труда и неустроенный быт очень скоро гасили жажду наживы. Было в Соцгороде и довольно много тех, кто по тем или иным причинам был вынужден избегать контактов с советской властью. Среди них попадались самые разные личности: растратчики, бывшие нэпманы, не уплатившие налогов, люди, воевавшие против красных, и прочая контра.

Соцгород был задуман как рабочий поселок при заводе, однако безудержная пропаганда восхваляла его как символ социализма, как светоч нового справедливого общества без рабов и господ.

«Через четыре года здесь будет город-сад», – предрекал пролетарский поэт. И хотя настоящего города-сада не получилось, тем не менее Соцгород рос как на дрожжах. Количество бараков и щитовых домов пока что не уменьшалось, однако появились вполне комфортные дома, составившие две-три улицы европейского вида, с фонтанами и скверами; выросли капитальные административно-хозяйственные здания, был возведен центр с Дворцом культуры, цирком и городским парком. В глухой, продуваемой всеми ветрами степи пламенел, как чертополох посреди пустыря, грандиозный промышленный центр.

К началу шестидесятых годов прошлого века, в какую пору происходит действие этой книги, Соцгород превратился в очаг цивилизации с драматическим театром, музыкальным училищем и несколькими кинотеатрами. Река, вернее, заводской пруд разделял его не только на две части, но и на два континента. Левый берег находился в Азии, а правый, где велось непрерывное строительство жилых домов, – в Европе. Такова краткая характеристика этого ничем особым не примечательного города, если не считать действительно громадного завода, над которым постоянно витали облака разноцветного дыма. А теперь приступим к непосредственному изложению тех удивительных событий, что развернулись на фоне индустриального пейзажа.

Улица Красных Галстуков расположена в левобережной части города, в том самом районе, где появились первые капитальные дома. В начале шестидесятых район этот уже пребывал в некотором запустении. Фасады домов местами облупились, фонтаны не работали, а в некогда ухоженных скверах буйно разрослась зелень. Однако жизнь здесь по-прежнему била ключом. Била она и в доме № 2, в котором проживала Евдокия Копытина, в девичестве Хохрякова, о ком и пойдет речь.

Евдокия, или, как ее величали соседки, Дуся, занимала однокомнатную квартиру на втором этаже. Была она вдовой, муж ее погиб на войне, но, несмотря на пенсионный возраст, была женщиной еще крепкой, деятельной и острой на словцо. Внешностью Дуся обладала самой традиционной. Она была коренаста, чуток кривонога, а карие глаза смотрели на мир несколько исподлобья, но в основном дружелюбно. Поскольку работать ей не нужно, Дуся если не носилась по магазинам в поисках дефицита, то день-деньской сидела на лавочке возле подъезда с такими же, как и она, товарками, обсуждала проходящих и лузгала семечки. Еще у Дуси имелась внучка лет двенадцати, проживавшая на Правом берегу и частенько навещавшая бабушку. Девочку звали Наташей.

Накануне Дуся условилась с Наташей сходить на кладбище в Родительский день и по древней традиции помянуть покоившихся на нем родственников. Загодя Дуся напекла ватрушек с творогом и повидлом, а также пирожков с ливером, картошкой, с рисом и яйцами и купила конфет-подушечек. Всю эту снедь она готовилась раздать страждущим в качестве поминальных гостинцев. Лично для себя она приготовила чекушку водки, сто граммов копченой колбасы, пару вареных яиц, а для внучки немного шоколадных конфет «Ласточка».

Рано утром Наташа явилась к бабушке, и они отправились «на могилки», как выразилась Дуся.