Алексей Атеев - Тьма

Когда Иван очнулся, было уже совсем темно. На неубранном столе, среди грязных тарелок и хлебных корок чадила керосиновая лампа. Кто-то спал, уронив голову прямо на стол. Иван поднялся и взглянул на часы. Ого! Время перевалило за полночь. Он сделал нетвердый шаг, покачнулся… Надо же так набраться! При этом, насколько он помнил, пили весьма умеренно. Что ж. Пора домой, вернее, в съемную комнату, где он остановился.

Иван вышел на улицу. Вокруг не было ни души. Прокричала вдалеке ночная птица. Ей ответил не проспавшийся петух. Редкие фонари бросали на землю снопы тусклого ядовитого света, а клубившиеся в его лучах сонмы насекомых принимали самые причудливые очертания. Внезапно Ивану показалось, что под одним из фонарей в призрачном конусе пляшет маленький чертик. Он тряхнул головой. Надо же! Чего только не привидится. Но чертик не исчезал. Он резвился напропалую: кувыркался через голову, сучил ножками-лапками, растягивал маленький ротик в язвительной гримасе, высовывал из него красный, раздвоенный язычок, отчаянно размахивал длинным, голым хвостиком.

Иван протер глаза. Чертик подпрыгнул и завис в воздухе. Позолоченные копытца поблескивали, словно крошечные червонцы.

– Бред! – вслух произнес Иван.

Не успели прозвучать эти слова, как чертик, сделав из хвоста восьмерку, метнулся в верхнюю ее петлю и исчез, оставив после себя выхлоп разноцветных искорок. Иван, разинув рот, зачарованно следил, как искры сложились в непристойное слово, а потом стали медленно гаснуть. В этот момент кто-то цепко ухватил его за плечо. Наш герой резко развернулся, но держали крепко. Перед ним стоял тщедушный солдатик азиатского вида с красными погонами на плечах. На груди азиатца висел «калашников».

– Еще одна попался, – довольно сообщил солдатик кому-то, кто скрывался в густой тьме.

– Тащи его, Асхат, в комендатуру. Там разберутся.

– Идем, сестра, – хохотнул солдатик, ткнул Ивана дулом в бок.

– Ты не черт? – невольно вырвалось у Ивана.

– Почему черт? Зачем черт? Я рядовой Галимутдинов. А ты, сестра, видать, крепко заколдырил. Ну, иды, иды…

– Куда? – не понял Иван.

– А вперед. И не беги, а то… – солдатик вновь ткнул Ивана дулом автомата, и тот послушно затопал посередине совершенно пустой улицы.

Ночь была по-прежнему нежна. Ни шепота, ни вздоха не раздавалось из ее недр. Лишь грустно пискнет какая-нибудь неустроенная птаха, да стукнется о землю и с нежным звоном рассыплется упавшая с небес звездочка.

Когда Иван проходил мимо очередного фонаря, он поворачивал голову и пристально вглядывался в конус света, чуть заметно колышущийся под ним, однако чертей больше не наблюдалось. И хотя предыдущее явление нечисти несомненно было фантомом, он не мог отделаться от ощущения, что фантом этот вот солдатик Галимутдинов, а черт вполне настоящий.

Наконец подошли к какому-то большому зданию, типа школы, фасад которого едва освещала полудохлая лампочка. Иван понял: его ведут именно сюда. Галимутдинов нежно, но цепко ухватил нашего героя за руку и потащил за собой, как тащит к педанту-директору несчастного первоклашку-очкарика свирепая училка-климактериалка. А ребенок всего лишь громко пукнул во время урока. О боги! Покарайте этих горе-педагогов, убивающих в детях тягу к знаниям.

Вошли в какой-то угрюмый зальчик, напоминающий внутренности общественного сортира. За столом сидели двое: женщина средних лет, а рядом крупный, пожилой мужчина в гимнастерке с расстегнутым воротом, украшенной бутафорскими крестами, с носом картошкой и запорожскими усами. Это и был пресловутый ветеран казачьего движения в Верхнеорльске дядя Коля Горожанкин. Дядя Коля выглядел, как Тарас Бульба на иллюстрациях художника Кибрика к одноименному произведению.

– Так, – уныло произнес «Тарас Бульба», – еще один пожаловал. – Что-то личность твоя, братец, мне не знакома. Ты кто?

Иван сдержанно отрекомендовался.

– Значит, ученый-историк, – с веселым изумлением констатировал дядя Коля. – А почему шатаешься по улицам в неположенное время?

– Не понял?

– Ах, не понял. Ты что, историк, не слышал о комендантском часе?

– О чем?! – Ивану показалось, что в придачу к зрительным у него начались и слуховые галлюцинации.

– О комендантском часе, – с расстановкой произнесла женщина, и Иван в первый раз посмотрел на нее внимательно. Перед ним сидела довольно плотная гражданка средних лет, лицо которой можно было бы назвать приятным, если бы не плотно сжатые губы и стеклянные глаза, которые абсолютно ничего не выражали.

– Не слышал, – отозвался Иван, еще ничего не понимая.

– А между тем население об этом было широко оповещено. Короче говоря, вы нарушили мой приказ и должны понести наказание.

– А вы кто? – в свою очередь, спросил Иван.

– Глава этого города.

– А я в вашем городе не проживаю, – отозвался Иван.

– Не имеет значения.

– Как это не имеет?! И вообще, кто дал вам право вводить комендантский час?

– Должность, занимаемая мною, дает такое право.

– Это произвол и беззаконие! – заявил Иван. – Вводить чрезвычайное положение в отдельно взятом регионе может лишь губернатор этого региона, причем при согласовании с президентом страны. А ведь вы – не губернатор. Да и на каком основании меня задержали? Иду себе по улице, никого не трогаю, возвращаюсь из гостей, вдруг хватают, тащат… Куда, почему?..

– У кого же, интересно, вы гостевали? – вкрадчиво спросил «Тарас Бульба».

– У Картошкиных.

Тут сидящие зашевелились, запереглядывались, словом, пришли в некое возбуждение, причину которого Иван не понял.

– И выпили, наверное, с Толькой, – с понимающей улыбкой заметил «Тарас Бульба».

– А это тоже запрещено? – иронически спросил Иван.

– Нет, почему же, – несколько смягчила тон женщина.

– А какое, позвольте узнать, наказание для таких, как я, предусматривается.

– Плетюганы, – ласково сообщил «Тарас Бульба».

– Извините, не понял?

– Выпорем вот этим, – все тем же ласковым тоном ответствовал пышноусый казак и достал из-за голенища сапога ременную плеть. – Очень, знаешь ли, полезно для прочищения мозгов.

– Вы что, с ума сошли! Только попробуйте! Да я на вас в суд подам!

– А подавай, – весело произнес «Тарас Бульба».

– Да я вас на всю страну ославлю! Не пройдет и трех дней, как сюда приедет телепередача «Человек и закон»! Сам Пиманов приедет!

– И Пиманова выпорем, – со все тем же бесшабашным озорством заметил пышноусый.

– Погоди, дядя Коля, – оборвала бесстрашного казачину глава города. – Все бы тебе пороть. Молодой человек где-то, наверное, прав. Поскольку он не житель нашего города, к тому же не знал о введении комендантского часа, наказывать его, собственно, не за что.