Линкольн Чайлд - Натюрморт с воронами

— И ходить босиком?

— Что?

Пендергаст включил фонарь и направил луч света на его грязные босые ноги.

— А, обувь сейчас слишком дорога для меня, — объяснил тот. Порывшись в кармане, Гаспарилло достал жевательный табак и сунул в рот кусок плитки. — А что здесь делает специальный агент ФБР? — спросил он.

— Полагаю, вы и без меня знаете ответ, мистер Гаспарилло.

Тот пристально посмотрел на агента и промолчал.

— Она раскапывала один из тех курганов? — осведомился Пендергаст.

Гаспарилло выплюнул на землю часть табака.

— Да.

— Долго?

— Не знаю.

— Она нашла что-нибудь?

Гаспарилло пожал плечами.

— Здесь часто копают все, кому не лень, но редко что-нибудь находят. Откровенно говоря, я никогда не обращаю внимания на этих чудаков. Я прихожу туда только для того, чтобы поохотиться на белок, и никогда не связываюсь с мёртвыми.

— Я слышал, с этими могилами связаны какие-то жуткие легенды. Вы знаете что-нибудь о проклятии «Сорока пяти»?

Новый знакомый Пендергаста промолчал, и какое-то время они сидели в полной тишине. Гаспарилло помешивал содержимое котелка, изредка поглядывая украдкой на агента ФБР.

— Убийство произошло три дня назад, во время полнолуния, — первым нарушил тишину спецагент. — Может, вы что-то видели или слышали?

— Ничего.

— А что вы делали в тот день, мистер Гаспарилло?

Оборванец молча помешивал суп и вдруг быстро посмотрел на гостя.

— Если вы намекаете на то, что я убил эту женщину, думаю, наш разговор можно закончить.

— А я считаю, что он только начался.

— Не наседайте на меня, — недовольно проговорил Гаспарилло. — Я никогда и никого не убивал.

— В таком случае вас не должно смущать моё желание узнать, чем вы занимались в тот день.

— Это был второй день моего пребывания здесь. В тот вечер я охотился у могил и видел, что она копает там чего-то. Сюда я вернулся вскоре после заката солнца и всю ночь провёл в палатке.

— Она видела вас?

— А вы видите меня?

— Где именно она раскапывала могилу?

— Везде. Едва увидев её, я сразу понял, что у неё могут возникнуть большие неприятности, и отошёл подальше.

Ещё раз помешав суп, Гаспарилло направился в палатку и вернулся оттуда с большой металлической миской. Налив полную миску супа, он вынул откуда-то ложку и, немного отхлебнув, посмотрел на Пендергаста. — Будете есть?

— Не откажусь, — ответил тот, огорошив его.

Гаспарилло встал, вошёл в палатку и вернулся оттуда с такой же металлической миской.

— Благодарю вас. — Пендергаст опустил в котелок ложку, налил немного супа в миску и осторожно попробовал. — Тушёные овощи с мясом?

Гаспарилло молча кивнул, продолжая жадно хлебать густой суп и не замечая того, что он проливается на его грязную бороду. Жевал он долго и громко, уставившись в одну точку, и лишь изредка вынимал изо рта косточки и швырял их на землю.

Остаток ужина прошёл в полном молчании. Когда трапеза закончилась, Гаспарилло собрал грязную посуду, сложил её возле палатки и вновь достал свой любимый жевательный табак.

— А сейчас, мистер, если вы получили от меня всё, что хотели, может, займётесь своими делами и оставите меня в покое? Я люблю спокойные и тихие вечера.

Пендергаст встал.

— Мистер Гаспарилло, — сказал он, — я действительно оставлю вас в покое, но хотел бы предупредить: если вы что-то знаете, лучше расскажите мне сейчас, не дожидаясь, пока я всё выясню сам. Это в ваших же интересах.

Гаспарилло выплюнул табак и посмотрел на речку.

— Мне всё равно, что вы со мной сделаете. Я не хочу иметь к этому никакого отношения.

— Вы уже имеете к этому отношение, нравится вам это или нет. Послушайте меня внимательно: либо вы убийца той женщины, либо ваше присутствие в этих местах грозит вам серьёзной опасностью. Поэтому выбирайте сами, что для вас лучше.

Гаспарилло презрительно хмыкнул и снова сплюнул на землю.

— Вы верите в дьявола, мистер Пендергаст?

Тот внимательно посмотрел на оборванца, и в его глазах сверкнул отблеск костра.

— А почему вы спрашиваете об этом?

— Потому что лично я не верю в него, — ответил Гаспарилло. — По-моему, все это сказки учителей в средней школе. Но я верю в зло, которое есть на этой земле, мистер специальный агент ФБР. Вы недавно спросили меня о проклятии «Сорока пяти». Так вот, вы уже можете возвращаться к себе домой, поскольку ничего путного здесь не выясните. Вы никогда не докопаетесь до этой истины. В большинстве случаев творимое людьми зло имеет хоть какое-то объяснение, но иногда… — Гаспарилло снова сплюнул, вытер губы тыльной стороной ладони и наклонился вперёд, словно желая сообщить Пендергасту страшную тайну. — Иногда такого объяснения нет и быть не может.

Смит Людвиг въехал на стоянку лютеранской церкви и остановился возле ряда автомобилей, раскалённых августовским солнцем. Над входом в церковь висел большой, уже выгоревший плакат. На нём крупными буквами было написано: «33-й благотворительный ужин с поджаренной индейкой». А под ним висел ещё более внушительный плакат, извещавший, что «Медсин-Крик приветствует профессора Стентона Чонси!!!». Людвиг почему-то подумал, что в этих трёх восклицательных знаках кроется безысходность. Заглушив двигатель, он вышел из машины, вытер платком вспотевший затылок и направился в церковь.

Уже положив руку на дверную ручку, Людвиг вдруг остановился и задумался. За многие годы этот городок привык к его непритязательным, но очень милым и добрым рассказам про церковь и школу, про местных бойскаутов и будущее фермерского хозяйства в Америке. Жители города знали, что его «Курьер» трепетно относится к семейным ценностям, а потому часто закрывает глаза на преступные выходки их детей, такие, как пьянки и дикие гонки на автомобилях. Они считали естественным, что редактор не уделяет внимания серьёзным проблемам города, игнорирует огромное количество несчастных случаев на местной птицеферме по выращиванию индеек «Гро-Бейн» и совершенно не замечает деятельности местных профсоюзов. Они забыли, что его «Курьер» — прежде всего газета, а не организация по связям с общественностью и уж тем более не пропагандистский орган.

Смит Людвиг с интересом подумал, как отреагируют местные жители на его последнюю статью. Он нервно поправил галстук-бабочку. Почти тридцать лет Людвиг освещал в газете ежегодные собрания общественности, непременным атрибутом которых была жареная индейка, но никогда ещё он не приходил на собрание с таким тревожным чувством. Именно сейчас ему больше всего недоставало его жены Сары: с ней Людвигу было бы гораздо легче.

«Выше нос, Смитти», — приказал он себе и решительно толкнул дверь.