Линкольн Чайлд - Кабинет диковин

– Вот уже несколько месяцев я ищу одного человека. Этот человек обладает важным секретом. Я очень близок к тому, чтобы узнать его местопребывание, и скоро мне придется вступить с ним в схватку.

Старая дама хранила молчание.

– Если я выиграю схватку – что совершенно не очевидно, – передо мной встанет вопрос, как поступить с этим секретом. Мне придется принять решение, которое, возможно, окажет огромное влияние на будущее человечества.

– И в чем заключается этот секрет?

Пендергаст понизил голос до едва слышного шепота:

– Я думаю, что это своего рода медицинский рецепт, который при соблюдении определенных условий позволит продлить жизнь по меньшей мере до ста лет, а возможно, и больше.

Глаза тети Корнелии снова живо блеснули, и, немного помолчав, она спросила:

– Скажи, сколько будет стоить курс лечения? Будет он дешевым или дорогим?

– Не знаю.

– И кто, кроме тебя, получит доступ к этой формуле?

– Я останусь единственным, кто будет ее знать. Когда она попадет мне в руки, у меня на принятие решения будет очень мало времени. Возможно, лишь секунды.

На сей раз молчание оказалось более затяжным.

– И как была получена эта формула?

– Достаточно сказать, что она оплачена жизнями множества невинных жертв. Эти люди были умерщвлены с исключительной жестокостью.

– Что придает проблеме еще одно измерение. Но ответ тем не менее совершенно ясен. Если эта формула попадет в твои руки, ты должен ее немедленно уничтожить.

Пендергаст с любопытством посмотрел на старую даму и спросил:

– Вы в этом уверены? Ведь медицина с первого дня своего зарождения мечтала о подобном рецепте.

– У французов имеется одно старое проклятие: «Пусть осуществятся твои самые заветные мечты». Если это лечение окажется дешевым и доступным для всех, то земля погибнет от перенаселения. Если же оно окажется дорогим и им смогут воспользоваться только самые богатые, то это приведет к войнам, мятежам и краху цивилизации. Таким образом, оно в любом случае принесет людям несчастье. Какой смысл в долгой жизни, если ей сопутствуют лишь мерзость запустения и грязь?

– Но подумайте о том, какой прогресс принесет это открытие, если самые блестящие умы человечества получат еще сто-двести лет для пополнения своих знаний и дальнейшей работы. Представьте, тетя Корнелия, что могут сделать для человечества новые Гете, Коперники или Эйнштейны, если они смогут прожить две сотни лет.

– На одного мудрого и доброго человека приходится тысяча глупых и злых существ. В то время как Эйнштейн будет две сотни лет углублять познания, тысяча негодяев станет совершенствоваться в своей мерзости, – насмешливо произнесла тетя Корнелия.

В помещении снова установилось долгое молчание. Доктор Остром нервно затоптался у двери.

– С тобой все в порядке, мой мальчик? – спросила старая дама, внимательно глядя на Пендергаста.

– Да. – Пендергаст взглянул в мудрые – и в то же время безумные – глаза старой дамы и сказал: – Спасибо, тетя Корнелия.

Затем агент ФБР поднялся со стула и, поймав вопросительный взгляд Острома, добавил:

– Спасибо, доктор. Мы закончили беседу.

Кастер стоял у залитого светом стола. Из темных проходов между стеллажами летели клубы пыли, что являлось побочным продуктом работы детективов. Этот надутый осел Брисбейн продолжал протестовать, но Кастер не обращал внимания на его вопли.

Расследование, которое началось так лихо, результатов не дало. Его лучшие копы не нашли ничего, кроме разношерстного мусора, приводящего в изумление любого нормального человека. Старые карты, пожелтевшие диаграммы, высохшая змеиная кожа, наполненные какими-то зубами коробки, погруженные в столетний спирт внутренние органы отвратительного вида. Одним словом, ничего, что могло бы послужить ключом к разгадке. Кастер был уверен, что после обыска в архиве все разрозненные детали головоломки сразу же встанут на свои места. Он не сомневался, что его внезапно открывшееся мастерство сыщика позволит увидеть то, что проморгали все остальные. Но пока прорыва добиться не удалось, новые версии не возникали. Перед его мысленным взором возник образ комиссара Рокера, скептически взирающего на него из-под нахмуренных бровей. Кастера начинало все сильнее охватывать чувство беспокойства, от которого он так и не сумел избавиться до конца.

Музейный юрист говорил все громче, и Кастер заставил себя вслушаться в его слова.

– Вы всего лишь ловите рыбку в мутной воде. Наудачу забрасываете удочку, – почти кричал Брисбейн. – Вы здесь все перевернули вверх дном! – Он показал на ящики для вещественных доказательств и на разбросанные вокруг предметы. – Все это принадлежит музею!

Кастер с отсутствующим видом показал на Нойса и сказал:

– Вы видели ордер.

– Да, видел. И он не стоит даже той бумаги, на которой напечатан. Мне никогда не доводилось видеть юридического документа, составленного в столь общих фразах. Прошу отметить в протоколе, что я заявляю протест и требую прекратить дальнейшее проведение обыска в музее.

– Пусть это решает ваш босс – мистер Коллопи. От него есть какие-нибудь вести?

– Как юридический советник музея, я уполномочен выступать от имени доктора Коллопи.

Кастер с мрачным видом скрестил руки на груди. В недрах архива раздался еще один громкий удар, за которым последовали крики и скрип. Через несколько секунд из прохода между стеллажами возник полицейский с чучелом крокодила в руках. Брюхо пресмыкающегося было распорото, и из дыры торчала вата. Коп положил чучело в один из ящиков для вещдоков.

– Что, дьявол вас всех побери, там происходит?! – заорал Брисбейн. – Эй, вы! Да-да, вы! Как вы смели резать этот экспонат?

Полицейский одарил юридического советника музея мрачным взглядом и, не проронив ни слова, скрылся в чреве архива.

Кастер тоже промолчал. Он чувствовал, как в нем нарастает беспокойство. Допросы сотрудников музея тоже пока не принесли никаких результатов. Во всяком случае, они не дали ничего нового по сравнению с предыдущими расследованиями. Это была его операция. Его, и никого другого. Если он ошибется (даже сама мысль об этом была невыносима), если это все-таки случится, его выставят на всеобщее обозрение и осмеяние, как клоуна.

– Я прикажу службе безопасности выпроводить всех ваших людей из музея, – не унимался Брисбейн. – Ваше поведение неприемлемо. Где Манетти?

– Манетти – именно тот человек, который нас сюда привел, – сказал Кастер, думая о своем.

А что, если он все же совершил ошибку? Грандиозную ошибку.

– Манетти не должен был этого делать. Так где же он?

– Мистер Манетти ушел, – ответил Гиббс.