Линкольн Чайлд - Кабинет диковин

И в этот момент, когда до полудня оставалось каких-то несколько секунд, капитана осенила гениальная мысль.

Музейный архив... Сотрудница музея...

Озарение было настолько ослепительным, что все мысли о ростбифе, майонезе и швейцарском сыре на время вылетели из его головы.

Музей!

Музей был тем центром, вокруг которого вращались все события.

Третье убийство и безжалостная операция? И то и другое случилось в музее.

Эта баба археолог... Нора Келли, кажется? Работает в музее.

А письмо, которое нашел этот мерзавец Смитбек? Ведь с него все и началось. Хранилось в архиве музея.

Этот страхолюдина Коллопи? Тот, кто дал распоряжение изъять письмо? Директор музея.

Фэрхейвен? Член Совета директоров.

Убийца из девятнадцатого века? Связан с музеем.

Последней жертвой стал архивист Пак. Почему его убили? Да потому, что он обнаружил нечто важное. В архивах музея.

Голова Кастера работала необычно быстро и ясно. Капитан в уме одновременно проигрывал миллион вариантов и комбинаций. В первую очередь следовало предпринять мощные и решительные действия. Надо найти то, что нашел Пак, и он это обязательно сделает. Эта находка, чем бы она ни была, послужит ключом к раскрытию преступления.

Нельзя терять ни единой минуты.

Капитан поднялся и нажал на кнопку внутренней связи.

– Нойс? Ко мне! Немедленно!

Кастер еще не успел снять палец с кнопки, как в дверях возник Нойс.

– Десять лучших детективов, занятых в деле Хирурга, должны быть в моем кабинете через полчаса. Я намерен дать им новые указания. Совещание секретное.

– Слушаюсь, сэр, – сказал Нойс, позволив себе вопросительно вскинуть брови.

– Я все понял, Нойс. Все вычислил.

– Сэр?..

– Ключ к преступлениям Хирурга находится в Музее естественной истории. В архивах этого заведения. Кто знает, может быть, и сам убийца состоит в штате музея, – сказал Кастер и схватил пиджак. – Мы нанесем быстрый и сильный удар, Нойс. Они даже не успеют сообразить, откуда этот удар последовал.

Используя впадины и выступы в стене в качестве опор для рук и ног, Смитбек медленно полз наверх, по направлению к окну на втором этаже. Восхождение оказалось более тяжелым, чем можно было предположить. Он уже ухитрился поцарапать щеку, сильно ушибить палец. А самое главное, он бесповоротно губил свои новые итальянские туфли ручной работы, за которые выложил две сотни баксов. Может быть, «Таймс» согласится компенсировать его потери? Нелепо распластанный на стене дома, он был открыт взорам всех прохожих. «Наверняка существуют иные, более легкие пути к Пулитцеровской премии», – думал журналист. Он ухватился за карниз окна и, собрав силы, подтянулся. Оказавшись на довольно широком выступе, Смитбек немного отдышался и огляделся по сторонам. Улица оставалась пустынной: похоже, что никто ничего не заметил. После этого он прижал нос к волнистому стеклу окна.

Комната за окном была полутемной и пустой. В анемичных лучах пробивающегося через стекло света лениво плавали пылинки. Смитбеку показалось, что в дальней стене темного помещения имеется закрытая дверь. У него, увы, не было возможности узнать, что находится в недрах дома за этой дверью.

Если он хочет это выяснить, надо влезть в окно.

Что в этом плохого? Дом заброшен несколько десятков лет назад. Теперь он скорее всего является собственностью города. Общественной собственностью, если можно так выразиться. Если он сейчас уйдет, сделав так много и пройдя столь длинный путь, ему все придется начинать сначала. Перед его мысленным взором возникла искаженная гневом физиономия редактора. Потрясая стопкой мятой бумаги и выкатив глаза, шеф начнет вопить о полной некомпетентности подчиненного. Если он хочет выставить им счет за туфли, надо что-то предпринимать.

Смитбек подергал окно, которое, как он и предполагал, оказалось на запоре. Впрочем, нельзя было исключать и того, что створки с течением времени просто крепко слиплись. Не зная, как поступить, журналист посмотрел вниз. Спуск, похоже, будет даже менее приятным, нежели подъем. То, что он увидел через окно, ему ничего не сказало. Необходимо пробраться внутрь, чтобы произвести беглый осмотр. Не может же он сидеть на карнизе вечно. Если его кто-то заметит...

И в этот момент он увидел, что по Риверсайд-драйв медленно катит патрульная полицейская машина. От копов его пока отделяло несколько кварталов. Будет скверно, если они застанут его здесь, а на то, чтобы спуститься вниз, времени уже не оставалось.

Смитбек поспешно стянул с себя пиджак, свернул его в комок и приложил к самому большому стеклу. Затем он надавил на пиджак плечом, и давил до тех пор, пока стекло не рассыпалось. Вынув из рамы острые осколки и аккуратно сложив их на карниз, журналист протиснулся в проем.

Оказавшись в комнате, он поднялся на ноги и посмотрел в окно. Все было тихо. Никто его не увидел. Отойдя в глубь комнаты, Смитбек напряг слух. Тишина. Журналист втянул носом воздух. Запах, как ни странно, оказался не таким неприятным, как можно было ожидать. Пахло старыми обоями и пылью, а сама атмосфера была вовсе не застойной. Чтобы успокоиться, Смитбек сделал несколько глубоких вдохов.

«Думай о статье. Думай о Пулитцеровской премии. Думай о Норе. Надо провести лишь короткую рекогносцировку и сразу уйти».

Смитбек стоял, давая возможность глазам приспособиться к полумраку. У дальней стены комнаты виднелась книжная полка с единственной книгой на ней. Журналист подошел к полке и взял книгу. Это был научный трактат, изданный в девятнадцатом веке. На кожаном переплете золотом было выдавлено изображение раковины. Смитбек с бешено колотящимся от волнения сердцем открыл книгу. Труд по естественной истории! Неужели он вышел из-под пера Ленга? В крайнем случае он надеялся увидеть надпись: Ex Libris Enoch Leng. Но экслибриса, увы, в книге не оказалось. Смитбек перелистал книгу в поисках заметок на полях. Не обнаружив таковых, он вернул том на место.

В комнате ничего интересного не было. Пора приступать к изучению дома.

Смитбек, стараясь не производить шума, снял туфли, поставил их под окном и отправился в экспедицию в одних носках. Первым делом он двинулся к двери. Пол под ногами заскрипел, и Смитбек замер. В помещении тут же воцарилась абсолютная тишина. Весьма сомнительно, чтобы в доме кто-то находился. Похоже, что даже наркоманы и бродяги не могли в него проникнуть, но осторожность тем не менее не помешает.

Смитбек медленно повернул ручку и, приоткрыв дверь не более чем на дюйм, заглянул в щель. За дверью царила полная тьма. Журналист открыл дверь пошире, дав возможность свету из окон заглянуть в темноту. Оказалось, что это был длинный и весьма импозантный коридор, со стен которого свисали обрывки тяжелых зеленых обоев. В позолоченных нишах вдоль стены находились задрапированные тканью картины. Белая материя свободно свисала с тяжелых рам. В дальнем конце коридора уходила в темноту широкая мраморная лестница. На верхней площадке лестницы возвышалась какая-то фигура. Скорее всего – статуя. Фигура была завернута в белое полотно.