Стивен Кинг - Противостояние. Армагеддон

Спустя некоторое время после полуночи он заснул, а этим утром он стал трудиться над ножкой своей койки. Теперь, посмотрев на свои окровавленные пальцы, он с новым ужасом подумал о том давнишнем кролике, которому он не хотел принести никакого вреда.

К часу дня двадцать девятого июня он открутил ножку койки. В конце концов болт стал выкручиваться с глупой легкостью, ножка звякнула о пол камеры, и он посмотрел на нее, удивляясь, зачем же она ему понадобилась. Ножка была длиной около трех футов.

Он взял ее в руки и принялся колотить по стальной решетке.

— Эй! — завопил он. — Эй, выпустите меня отсюда! Я хочу выбраться отсюда, вы поняли? Эй, черт вас побери, эй !

Он замолчал и прислушался. На мгновенье воцарилась полная тишина, а потом с нижнего этажа донесся хриплый, восторженный отклик:

— Мама! Я здесь, внизу, мама! Я внизу!

— Господи! — завопил Ллойд и швырнул ножку в угол. В течение долгих часов он трудился, практически искалечил свои пальцы, — и все это для того, чтобы разбудить этого мудака.

Он сел на койку, приподнял матрац и вынул оттуда кусок черствого хлеба. Он подумал, не добавить ли к этому горсть фиников, решил их пока оставить и все равно вынул их из-под матраса. Он съел их один за другим, оставив хлеб напоследок, для того чтобы перебить этот вязкий, фруктовый вкус.

Когда он покончил со своей жалкой трапезой, он бесцельно подошел к правой стенке своей камеры. Взглянув вниз, он издал крик отвращения. Траск наполовину сполз со своей койки, и его брюки слегка задрались. Лодыжки обнажились. Большая лоснящаяся крыса обедала ногой Траска. Отвратительный розовый хвост был аккуратно изогнут вокруг ее серого тела.

Ллойд пошел в другой угол своей камеры и подобрал ножку. Он вернулся и какое-то время стоял неподвижно, думая, не решит ли крыса, заметив его, отправиться в менее людные места. Но, похоже, крыса его не замечала. Ллойд глазом смерил расстояние и решил, что длины ножки как раз хватит.

Ллойд крякнул и с силой опустил ножку. Она придавила крысу к ноге Траска, и тот упал со своей койки с глухим звуком. Крыса с удивленным видом лежала на боку и слабо дышала. На усах у нее были крошечные капельки крови. Задние ноги ее двигались, словно маленький крысиный мозг приказывал ей убежать куда-нибудь, но, проходя по позвоночнику, сигналы безнадежно путались. Ллойд стукнул ее снова и убил ее.

— Вот ты и попалась, дура, — сказал Ллойд. Он положил ножку и вернулся к своей койке. Он был разгорячен, напуган и чуть не плакал. Он обернулся через плечо и закричал: — Как тебе нравится крысиный яд, грязная шлюшка?

— Мама! — радостно отозвался голос. — Мааамааа!

— Заткнись! — взвизгнул Ллойд. — Я не твоя мама! Твоя мама сосет член в борделе города Задница, штат Индиана!

— Мама? — отозвался голос, на этот раз исполненный сомнения. Потом все затихло.

Ллойд заплакал. Плача, он тер глаза кулаками, совсем как маленький. Он хотел сэндвич с ветчиной, хотел поговорить со своим адвокатом, хотел выбраться отсюда.

Наконец он лег на койку, прикрыл глаза одной рукой и занялся мастурбацией. Во всяком случае, это был неплохой способ уснуть.

Проснувшись в пять часов утра, Ллойд снова принялся барабанить ножкой по решетке.

— Эй, есть кто-нибудь? — закричал Ллойд срывающимся голосом.

Ответа не последовало. Не было даже крика «Мама!» Теперь он был бы рад и этому. Общество сумасшедшего лучше общества мертвеца.

Ллойд вернулся к койке, поднял матрас и произвел опись оставшейся еды. Два куска хлеба, две горсти фиников, наполовину обглоданная свиная косточка, один кусок болонской колбасы. Он разделил кусок колбасы и съел большую часть, но это лишь разожгло его аппетит.

— Больше не буду, — прошептал он и доел остатки свинины. Обозвав себя разными нехорошими словами, он еще немного поплакал. Он умрет здесь, как кролик в клетке, как Траск в своей камере.

Траск.

Он посмотрел в камеру Траска долгим и задумчивым взглядом. На лице старины Траска был настоящий международный Лос-Анджелесский аэропорт для мух. Спустя долгий промежуток времени Ллойд взял ножку, подошел к решетке и просунул ее между прутьев. Встав на цыпочки, он как раз сумел дотянуться до крысы, зацепить ее и подтащить к своей камере.

Когда крыса оказалась достаточно близко, Ллойд встал на колени и перетащил крысу на свою сторону. Он взял ее за хвост и долгое время держал у себя перед глазами ее раскачивающееся тело. Потом он положил крысу под матрас, чтобы мухи не могли до нее добраться. Безвольное тельце он разместил отдельно от еды. Он долго-долго смотрел на крысу и лишь потом опустил матрац, милостиво скрывший ее от глаз Ллойда.

— Просто на всякий случай, — прошептал Ллойд Хенрид окружавшей его тишине.

Потом он забрался на другой конец койки, подтянул колени к подбородку и застыл в неподвижности.

В двадцать две минуты девятого по часам, висевшим над дверью в кабинете шерифа, свет погас.

Ник Андрос читал книжку в бумажной обложке, которую он взял с полки в аптеке. Готический роман об испуганной гувернантке, которая подозревала, что в уединенном поместье, где она должна была учить сыновей красивого хозяина, завелось привидение. Хотя он не дочитал еще и до середины, Ник уже знал, что привидение было на самом деле женой красивого хозяина, запертой где-нибудь на чердаке и сумасшедшей, как мартовский заяц.

Когда свет погас, он почувствовал, как сердце затрепетало у него в груди, и услышал исходящий из глубины сознания шепот. Шепот раздавался из того самого места, где прятались в ожидании своего часа посещавшие его по ночам кошмары: «Он пришел за тобой… сейчас он на улице, на ночных дорогах… на тайных путях… темнокожий человек…»

Он выронил из рук книжку и вышел на улицу. Остаток дня еще догорал на горизонте, но ночь уже почти наступила. Все фонари погасли. Лампы дневного света в аптеке, которые горели днем и ночью, также потухли.

В кабинете была целая коробка свечей, но мысль об этом не слишком-то успокоила Ника. Он стоял и смотрел на запад, немо умоляя свет не оставлять его одного на этом темном кладбище.

Но свет не зажигался. Ник вернулся в кабинет и как раз обшаривал одну из полок в поисках нужной коробки, когда дверь позади него с шумом распахнулась, и внутрь ввалился Рэй Бут с почерневшим и распухшим лицом и с перстнем, сверкающим у него на пальце. С ночи двадцать второго июня он прятался в лесах недалеко от города. К утру двадцать четвертого он почувствовал себя больным. И наконец, этим вечером голод и боязнь за свою жизнь погнали его обратно в город, где он не нашел никого, кроме этого чертового немого, из-за которого все и произошло. Рэй увидел его, когда тот шел через городскую площадь с таким видом, будто город, в котором Рэй прожил большую часть своей жизни, принадлежит ему одному.