Стивен Кинг - Противостояние. Армагеддон

— Я здесь не останусь, — сказала Джули Лори. — Я пойду. И ты не можешь остановить меня.

Но он мог. Неужели она до сих пор этого не поняла? Наверное, нет, — подумал Ник. Для нее все это было чем-то вроде голливудского сценария, настоящий фильм-катастрофа, в котором она играет главную роль. Это был фильм, в котором Джули Лори, также известная под прозвищем Ангельское Личико, всегда получала все, что хотела.

Он вытащил из кобуры револьвер и направил его ей на ноги. Она замерла, и краска испарилась с ее лица. Выражение глаз изменилось, и вся она стала выглядеть совершенно иначе, впервые — как живой человек. В ее мир вторглось нечто такое, что она не могла использовать в своих интересах. Оружие. Ник неожиданно почувствовал не только усталость, но и тошноту.

— Я пошутила, — сказала она быстро. — Я сделаю все, что ты хочешь. Честное слово.

Он помахал рукой с револьвером, показывая ей, чтобы она уходила.

Она повернулась и пошла по улице, оглядываясь через плечо. Она шла все быстрее и быстрее и наконец бросилась бежать. Завернув за угол квартала, он исчезла. Ник убрал револьвер обратно в кобуру. Он дрожал. Он чувствовал себя испачкавшимся и вымотанным, словно Джули Лори была похожа не на человека, а на одного из тех жучков с холодной кровью, которых находишь под мертвыми деревьями.

Он обернулся в поисках Тома, но того нигде не было видно. Он пошел по солнечной улице. В голове у него гудел мотор, а в больном глазу чувствовалась острая, пульсирующая боль. Тома он нашел только через двадцать минут. Он сидел на крыльце дома, находившегося в двух улицах от торгового квартала, прижимая к груди коробку с гаражом. Увидев Ника, он заплакал.

— Пожалуйста, не заставляйте меня пить это, пожалуйста, не заставляйте Тома Каллена пить яд, ей-Богу, нет. Папочка говорил, что раз он убивает крыс, то убьет и меня… ПОЖААААЛУЙСТА!

Ник заметил, что до сих пор держит в руках бутылочку «Пепто-Бисмола». Он отбросил ее в сторону и показал Тому свои пустые ладони. Понос будет просто идти своим чередом. Спасибо тебе, Джули.

Громко плача. Том сошел по ступенькам с крыльца.

— Простите меня, — повторял он снова и снова. — Простите меня. Том Каллен просит прощения.

Вдвоем они вернулись на Главную улицу… и застыли от удивления. Оба велосипеда были перевернуты. Шины были изрезаны. Содержимое их рюкзаков было разбросано от одной стороны улицы до другой.

И в тот момент что-то на огромной скорости пронеслось мимо лица Ника. Том взвизгнул и пустился в бегство. На мгновение Ник был озадачен. Он стал оглядываться и случайно посмотрел как раз в том направлении, где сверкнула вспышка второго выстрела. Стреляли из окна второго этажа местного отеля. Нечто похожее на быструю швейную иглу, дернуло ткань воротника его рубашки.

Он повернулся и побежал вслед за Томом.

Он не мог знать, стреляла ли Джули еще. Но он точно знал, что когда он догнал Тома, никто из них не был ранен. По крайней мере, мы отделались от этого бесенка, — подумал он, но это оказалось верно лишь отчасти.

Ночь они провели в амбаре в трех милях к северу от Пратта. Том постоянно просыпался от кошмарных снов, а потом будил Ника, чтобы тот успокоил его. Около одиннадцати часов следующего утра они добрались до Юки, и раздобыли два хороших велосипеда в магазине под названием «Спортивный и велосипедный мир».

Ник, наконец-то начавший оправляться от встречи с Джули, подумал, что они могут закончить свою экипировку в Грейт Бенде, где они должны оказаться никак не позднее четырнадцатого.

Но в четверть третьего дня, двенадцатого июля, в зеркале заднего обзора, укрепленном на левой стороне руля, он заметил какое-то сверкание. Он остановился (Том, который ехал вслед за ним, считая ворон, врезался ему в ногу, но Ник едва ли почувствовал это) и оглянулся через плечо.

Сверкание, которое появилось над холмом прямо у них за спиной, словно дневная звезда, ослепило и обрадовало его глаз — он с трудом верил себе. Это был «Шевроле»-пикап древней модели, старое доброе детройтское железо на колесах. Он медленно ехал, закладывая виражи с одной линии шоссе № 281 на другую, пробираясь сквозь россыпь неподвижных автомобилей.

«Шевроле» выехал на обочину (Том бешено махал руками, в то время как Ник замер на велосипеде, уперев ноги в землю) и остановился рядом с ними. Последнее, что успел подумать Ник перед тем, как появилась голова водителя, была мысль о том, что за рулем окажется Джули Лори, улыбающаяся своей злобной, ликующей улыбкой. В руке у нее будет оружие, из которого она уже пыталась убить их раньше, и нет никаких шансов, что она промахнется с такого близкого расстояния. Вся злоба ада не сравнится с ненавистью женщины.

Но появившееся лицо принадлежало человеку лет сорока, на котором была надета соломенная шляпа с лихо воткнутым за бархатную синюю ленту пером. Когда он улыбнулся, лицо его покрылось сетью добродушных морщинок.

А сказал он следующее:

— Иисус Христос на пирушке, рад ли я встретить вас, ребята? Думаю, что рад. Залезайте сюда, и давайте разберемся, куда мы направляемся.

Так Ник и Том повстречались с Ральфом Брентнером.

Он упал и ударился головой.

Мир нырнул в черноту и появился вновь, разбитый на яркие фрагменты. Он ощупал висок, и рука оказалась покрыта тонкой пленкой крови. Не имеет значения. Что такое упасть и удариться головой, когда последнюю неделю ни одна ночь не прошла без кошмаров, и удачными ночами можно было считать те, когда крик застревал у него посередине глотки? Если в голос закричишь во сне и проснешься от этого , то испугаешь себя еще сильнее.

Ему снилось, что он опять в туннеле Линкольна. Кто-то шел позади него, но во сне это была не Рита. Это был дьявол, и он подкрадывался к Ларри с застывшей на лице темной усмешкой. Черный человек не был ожившим мертвецом; он был хуже, чем оживший мертвец. Ларри бежал, объятый медленной, тинистой паникой, свойственной кошмарам. Он спотыкался о невидимые трупы, смотревшие на него стеклянными глазами чучел из склепов своих машин. Он бежал, но какой был в этом толк, когда черный человек мог видеть в темноте? А спустя какое-то время темный человек начинал напевать: «Пошли, Ларри, пошли, мы будем вмеээээээсте, Ларри…»

Он начинал ощущать дыхание черного человека у себя на плече, и в этот момент он с усилием выбирался из сна, а крик либо застревал у него в глотке, как горячая кость, либо вырывался у него изо рта так, что можно было разбудить мертвых.

В дневное время видение темного человека исчезало. Он работал исключительно в ночную смену. А днями над ним приходило работать Одиночество, вгрызаясь в его мозг острыми зубами какого-то неутомимого грызуна — крысы, а может быть, ласки. Днями он думал о Рите. Снова и снова в своем сознании он снова и снова переворачивал ее и видел эти глаза-щелки, похожие на глаза животного, умершего от удивления и боли, и этот рот, который он когда-то целовал, забитый теперь застоявшейся зеленой рвотой. Она умерла с такой легкостью, ночью, В ТОМ ЖЕ САМОМ ПОГАНОМ СПАЛЬНОМ МЕШКЕ , а теперь он…