Вячеслав Денисов - Сломанное время

– Пресвятая Богородица… Что здесь происходит?

С закрытыми глазами, люди в ампулах безучастно участвовали в этом действе. Изо ртов их уходили наверх, в отверстие в верхней части ампул, шланги, играющие, видимо, роль воздухопроводов. Из легких отработанная кислородная смесь уходила напрямую – через ноздри. Сотни, тысячи – Гоша готов был поклясться, что десятки тысяч – ампул двигались по конвейеру, заставляя людей качаться и пускать пузыри.

– Добро пожаловать в ад, Генри Гудзон, – прохрипел Гоша.

Не доверяя глазам своим, тот подошел к ампулам ближе.

Ампулы менялись перед ними, словно предоставляя возможность полюбоваться ирреальностью происходящего. Мужчины, женщины… Старики, молодые люди, подростки…Чернокожие, мулаты, монголоиды… Гоша посмотрел на маори, каждый квадратный дюйм кожи которого покрывали татуировки. Индейцы с отверстиями в ушах и носах – их лишили украшений перед помещением в новую среду обитания…

Широкоплечие атлеты, люди с запущенным брюшком, женщины с интимными стрижками, уродливые старухи… Кажется, для маринада здесь был пригоден любой продукт…

Гоша засмотрелся на девушку, услужливо поставленную перед ним конвейером. Она качнулась, и он машинально осмотрел ее формы. Необычайной красоты, она была прекрасна даже в этом своем состоянии.

И вдруг она открыла глаза.

Гоша сделал шаг назад, чувствуя, как потеет на рукояти шпаги ладонь.

Несколько секунд девушка рассматривала пространство перед собой. И увидела стоящих перед ней людей. Лицо ее исказилось в мольбе. Она открыла рот и, пережевывая резиновые воздухопроводы, что-то прошептала.

– Она жива! – вскричал Гоша и, бросившись к ампуле, одним ударом шпаги расколол ее прозрачную скорлупу.

На металлический пол хлынула, как из разбитого аквариума, волна. Девушка, не в силах удержаться, вывалилась из теперь уже несуществующей ампулы.

– Помогите мне, Гудзон!.. – задыхаясь, крикнул Гоша.

Подставив руки, он поймал девушку и стал валиться назад. Только теперь придя в себя и поняв, что от него требуется, Гудзон подставил руки и удержал Гошу от падения.

Гоша осторожно положил девушку на пол.

– Вы можете говорить? Кто вы? Как сюда попали?..

Кашляя и задыхаясь, она отрыгнула целую лаву воды с какими-то черными хлопьями и натужно, судорожно вздохнула.

– Сейчас она придет в себя! – торжественно пообещал Гоша. – Вот увидите, вот увидите! Держись, держись, малышка!..

Девушка между тем перевернулась на живот и медленно, будто в интимном танце, встала на колени.

Крепкие большие груди, словно резцом скульптора выточенные ягодицы, маникюр на пальцах, который постепенно терял свой синюшный вид и светлел на глазах, – сейчас это не возбуждало, а просто заставляло восхищаться…

– Ну, вставай, вставай, милая, – забыв про рану, Гоша схватил ее обеими руками за плечи и стал поднимать.

И вдруг заметил, что судороги прекратились. Девушка дышала ровно, но в дыхании этом слышалось что-то, что напомнило ему легкое возбуждение. Приняв это за симптомы шокового состояния, он все-таки поднял девушку. Голова ее была склонена, и мокрые волосы, вьющиеся шикарные волосы падали вниз, как вуаль…

– Эй, ты спасена, малышка! – радостно крикнул Гоша и встряхнул ее за плечи.

Она не подняла головы. Недоумевая, Гоша слышал сопение и уловил едва заметный поворот головы влево. Туда, где на плече девушки лежала Гошина, кровоточащая раной, рука.

– Можно просыпаться, все позади.

И он уже не мог бы вспомнить потом, что произошло дальше, если бы его попросили об этом.

Схватив обеими руками его ладонь, девушка впилась в нее зубами. Пронзившая Гошу боль погрузила его во мрак, и он услышал крик свой, полный ужаса…

Вырвав руку и сжав запястье, он шагнул назад. А девушка, кивнув, забросила свои волосы назад. Движение, которое могло свести с ума любого мужчину. Так почти и вышло. Увидев ее зеленые, лишенные зрачков глаза, Гоша почувствовал, как слабеют ноги.

Обнажив ровные, залитые кровью зубы, существо бросилось на него с тем свирепым удовольствием, которое не раз видел Гоша, живя на Острове…

Он услышал свист.

А потом звук, с которым топор врубается в кочан капусты.

Что-то горячее и жидкое ударило его в лицо, ослепило, заставило повалиться на пол…

Протерев глаза, он вскочил. Гоша сделал бы это, даже если бы у него были переломаны обе ноги. Страх, почти безумное отчаяние подняло его на ноги, и он услышал, как на пол падает что-то тяжелое.

Гудзон с лицом, которое бывает у издающих последний вздох на смертном одре, стоял в белом поварском наряде, обеими руками сжимая рукоять шпаги. Лезвие ее дымилось кровью, а белоснежная куртка мореплавателя блестела от крови и прилипла к телу.

Гоша посмотрел под ноги. Отрубленная под самую нижнюю челюсть голова красавицы лежала лицом вверх и глазами, похожими на две позеленевшие от старости медные монеты, смотрела равнодушно и уверенно.

Гоша поднял взгляд. Тело простояло еще секунду, пуская фонтан крови. И рухнуло.

Покрытые бордовыми потеками бирюзовые ампулы с людьми продолжали свое ритмичное движение.

– У вас неплохо получается снимать головы, сэр Генри. Представляю, сколько вы тренировались…

– Никогда… не верь… женщинам, мой мальчик…

Гоша услышал это, будто слова звучали в соседней комнате. Он повернулся к Гудзону. Тот стоял, уже опустив шпагу. Обретя способность говорить фразы целиком, он закончил свою мысль:

– Сначала они позволят залезть им под юбку, а потом высосут всю кровь.

Гоша обвел взглядом потолок помещения.

– Идемте, Гудзон…

Через полчаса, миновав тысячи ампул и обойдя сотни поворотных механизмов, они приблизились к двери.

– Что там? – громко, чтобы его риторический вопрос слышал Гоша, произнес Гудзон. – Снова коридор? Если так, убейте меня здесь.

Повернув задвижку и приоткрыв дверь, Гоша положил тяжелую от пропитавшейся повязки руку на плечо спутника.

– Я ваш должник, сэр Генри.

– Пустое, мальчик. Мы квиты. Я… – На глазах мореплавателя появились слезы. – Я больше не могу здесь оставаться… Уведите меня куда-нибудь…

Схватив за рукав, Гоша выволок его из лаборатории.

Да, это был коридор. Но теперь он заканчивался уже не разветвлением. Это был тупик, обозначенный дверью.

– Мне нужен воздух. Мне нужно много воздуха, – бормотал Гудзон, когда Гоша отворял ее.

Со скрипом тяжелая створка отошла в сторону, и в лицо им ударил свет.

Это был не свет ламп. Это было солнце.

Рельсы под их ногами уходили вперед и заканчивались там, в конце тоннеля. До свода его, открывающего им свободу, им оставалось идти одну минуту…

И они шли по рельсам, падая и поднимая друг друга. Цепляясь то за одну стену, то за другую, Гоша втягивал распахнутым ртом знакомый привкус свободы. Он рвался к свету, как рвется к поверхности теряющий сознание водолаз…