Александр Варго - Кристмас

Пройдя мимо какой-то сгоревшей избы, мы оказались возле большого двухэтажного дома, смотревшегося дворцом среди деревенских построек. Наверное, тут жили фермеры или что-то в этом роде. Калитка была открыта, окна призывно светились. Мы осторожно зашли во двор: никого и ничего. Дверь в дом тоже была не заперта. Коридор вел в большую комнату, где мигала разноцветными огоньками пушистая елка. Пусто! Мы уже хотели уходить, но наверху послышались какие-то звуки. Скрипучая лестница привела нас на второй этаж.

Лучше бы я туда не поднимался, поверьте. Там в одной из комнат на кровати лежала девочка, эдакое небесное создание лет восьми– девяти от роду. Она лежала неподвижно, и я думал, что она спит, хотя меня смутило, что цвет лица у нее какой-то неестественный.

– Пошли отсюда, Макс, – нервно проговорил Лешка, но я сделал еще один шаг вперед. Из-под одеяла свесилась тоненькая ручка, одетая в красную перчатку. Я не мог оторвать глаз от этой детской ручонки и, едва осознавая, что делаю, ринулся вперед и сдернул с ребенка одеяло. Крик застрял где-то посередине, между легкими и глоткой. Несчастная малышка была вся в крови, и никакой перчатки на ее ручке не было. Бедняжку словно распотрошили. Лешка стоял за спиной и тихо поскуливал, в любой миг готовый дать стрекача.

Я осторожно коснулся руки девочки. Холодная. Даже холоднее льда, как мне показалось. Лешка что-то испуганно забормотал и тронул меня за локоть.

На первом этаже раздались чьи-то голоса. Алексей, вскрикнув, кинулся вниз, там что-то зазвенело, упало… На лестнице послышались шаги, и я, с трудом соображая, что делаю, спрятался в шкафу, прильнув к замочной скважине. В комнату вихрем ворвалась незнакомая мне женщина, и ее крик разорвал все вокруг. Мне чудилось, что ее надрывный вопль проникает мне прямо в мозг, как сверло.

Как потом выяснилось, ее муж убил Лешку, думая, что это он убил его дочь, а потом этого мужика вроде бы признали невменяемым. Приехавшая из райцентра милиция опросила мать девочки, бегло осмотрела комнаты и увезла отца покойной с собой. В шкаф они не заглянули. На другой машине увезли в морг два тела: девочки и Лешки. Женщина неподвижно сидела перед кроватью и никуда не выходила.

Прошли сутки, пошли вторые. Шкаф стал моим домом, и время спрессовалось в вечность ада. Мне было видно только спинку стула и склонившуюся голову, тронутую ранней сединой. Слезы бессилия капали на мои затекшие ноги. Я задыхался от зловония собственных экскрементов. Я неистово жаждал, чтобы меня обнаружили, даже кашлял и ворочался, но выходить не осмеливался. Зловещий сгорбленный силуэт, застывший над детской кроваткой, вгрызся в мою память на всю жизнь.

На исходе третьих суток человек, уже отдаленно напоминавший Макса Фирсова, плача и ломая ногти, сумел выдернуть из вешалки стальной крюк и решился на убийство. Но ему не суждено было произойти по одной простой причине: мать девочки давно была мертва. Наверное, от пережитого у нее остановилось сердце.

Умирая от голода и жажды, я стал искать избу, где мы начали отмечать праздник. Кругом было тихо. Я обходил все дома, пока не нашел нужный. Снег рядом с дверью был красного цвета с желтоватым оттенком.

МОИ ТОВАРИЩИ ПРОПАЛИ. Вся комната была залита кровью. На столе рядом с бутылкой шампанского валялись отрезанные пальцы. Потом меня допрашивал какой-то седой участковый, другие милиционеры. Я был основным и единственным подозреваемым, кроме сумасшедшего, убившего Лешку. Трупы так и не нашли, доказать мою причастность к массовому убийству не смогли. Я просидел какое-то время в следственном изоляторе, и на этом все закончилось. Судимости у меня не было, и в фирме даже не знают, что я находился под следствием. Для меня осталось полной загадкой, что же произошло в тот роковой Новый год на самом деле.

События тех лет не пробили мою душу навылет, а застряли в ней навсегда навязчивой идеей. Не сочтите меня сумасшедшим, но… у меня появилось желание убивать. Понимаете? И чтобы окончательно не сойти с ума, я стал это делать на экране компьютера. Это, конечно, суррогат, скажете вы. Резиновая женщина вместо страстной и горячей, трепещущей плоти. Но тем не менее хоть как-то успокаивает. Хоть на время.

Участковый уехал, но спать не хотелось. Я подошел к окну и стал вглядываться в непроглядную ночь. Какое величественное спокойствие! Темнота и тишина. Только здесь, в глуши, можно ощутить единение человека с природой. Город с его бесконечной мелкой суетой, назойливым шумом не дает возможности человеку сосредоточиться. Не зря основная масса творческих натур предпочитала создавать свои шедевры среди естественной земной красоты, которая не отвлекает, а, наоборот, помогает постичь глубину мироздания. Стараясь как можно тише скрипеть старой лестницей, я поднялся на второй этаж и приоткрыл дверь в комнату, где спали жена и дочка. Девочка, естественно, побоялась в первую ночь спать одна на новом месте. Я спустился на цыпочках вниз и решил посмотреть, что же за материалы принес мне в огромной папке участковый. Чего там только не было! Вырезки из газет и журналов, копии протоколов допросов, отчеты и справки, фотографии… Причем встречались бумаги столетней давности, за которые какой-нибудь коллекционер– краевед заплатил бы приличные деньги.

Внезапно я услышал странный шорох, идущий откуда-то снизу. Я прислушался: звук напоминал нечто среднее между стрекотанием сверчка и грызущей что-то мыши. У нас в коммунальной квартире водились и те, и другие, и я мог с уверенностью идентифицировать подобные звуки. В конце концов, мало ли какая живность могла водиться в старом деревенском доме? Шорох то усиливался, то затихал, и мне стало немного не по себе. Проверить или нет, что там?

После недолгой внутренней борьбы с самим собой я решил отказаться от этой затеи и погрузился в изучение архива участкового.

«Дул промозглый ветер, срывая остатки одежды с полуголых берез, росших неподалеку. На востоке небо брезжило свинцовым рассветом. Около круглого столика, на котором мерцала свеча, сидел закутанный в серый плащ молодой человек. Вдалеке зацокали копыта, он поднялся и, прежде чем выйти из дома, пристально посмотрелся в зеркало с резной позолоченной рамой. Оттуда на него смотрело печальное бледное лицо, обрамленное завитками черных кудрей. Молодой человек развернулся и стремительно вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Он открыл черную, слегка поцарапанную дверку кареты и прыгнул внутрь. Там уже находился мужчина в темной накидке и цили ндре. Мужчина наклонил голову в знак приветствия, хлопнул рукой, затянутой в перчатку, по стенке, и карета рванулась вперед».