Линкольн Чайлд - Огонь и сера

Пендергаст кивнул.

– Во-вторых, по вашему запросу я постарался выявить необычные патологии: следы ран, ядов и тому подобное.

– И результаты...

– Подтвердили, что Бекманн умер от общего отказа легких, вызванного раком.

Пендергаст пристально посмотрел на доктора.

Доктор этот взгляд выдержал и спокойным голосом продолжил:

– Основная опухоль размером с грейпфрут находилась в левом легком. Метастазы были в почках, печени и в мозгу. Удивительно, что Бекманн не обращался за помощью. Должно быть, чудовищная боль не позволяла ему двигаться.

– Продолжайте, – тихо попросил Пендергаст.

– Помимо рака, у пациента обнаружились: развитый цирроз печени, порок сердца и букет хронических симптомов, указывающих на алкоголизм и недостаточное питание.

– И?..

– И все. Присутствия ядов или наркотиков не обнаружено. Никаких видимых ран. По крайней мере тех, которые можно выявить у забальзамированного покойника, десять лет пролежавшего под землей.

– А следов горения?

– Горения? Что вы имеете в виду?

– Никаких признаков того, что пациент перед смертью испытал воздействие высокой температуры?

– Абсолютно никаких. Горение вызвало бы массу очевидных изменений клеток. Я просмотрел тридцать, если не сорок, образцов тканей данного трупа. Ни один ничего подобного не показал. Мистер Пендергаст, ваши вопросы ставят меня в тупик.

Не повышая голоса, агент ФБР заговорил вновь:

– Мелкоклеточный рак легких почти в ста процентах случаев вызывается курением. Я прав, доктор?

– Правы.

– Значит, Бекманн совершенно однозначно умер от рака? – с легким скепсисом в голосе спросил Пендергаст.

Раздраженный доктор схватил со стола бурую податливую массу и ткнул ею в лицо Пендергасту.

– Вот. Не верите мне – поверьте этому! Дотроньтесь, почувствуйте опухоль. Бекманна убила она. Это так же верно, как то, что я стою перед вами!

К машине они шли в молчании. Пендергаст скользнул за руль – сегодня фэбээровец вел сам.

«Роллс-ройс» выехал с парковки. Когда скопление домов Йонкерса осталось позади, агент заговорил:

– Что скажете, Винсент? Порадовал ли вас Бекманн красноречием?

– Порадовал – и красноречием, и вонью.

– Признаюсь, рассказ Бекманна меня удивил. Надо отправить доктору благодарственное письмо. – Фэбээровец вдруг развернул машину.

– Разве мы не возвращаемся в Нью-Йорк? – спросил д'Агоста.

Пендергаст покачал головой.

– Джереми Гроув умер две недели назад. Неделя прошла со смерти Катфорта. Мы прибыли в Йонкерс за ответами и без них не уедем.

Автобус медленно, рывками продвигался по бесконечному наклонному тоннелю, выложенному белой плиткой. Наконец полумрак закончился, и преподобный Уэйн П. Бак увидел, как за перекрестьем стальных балок в чистом солнечном свете чернеют прокопченные жилые здания и вспышками мелькают небоскребы. Накренившись, автобус въехал в следующий тоннель и снова остановился.

«Нью-Йорк», – подумал преподобный Уэйн П. Бак. Он переживал неописуемую гамму эмоций: возбуждение, страх, покорность и ощущение неведомого врага. Такие же чувства владели им и в день, когда он освободился из тюрьмы, отсидев девять лет за убийство второй степени. А до того Бак прошел медленный, долгий путь по наклонной. Не успевал устраиваться на работу, как его увольняли. Бак ушел в запой; начал с хулиганства, потом стал угонять машины, потом ограбил банк. Одним утром все вообще пошло наперекосяк и закончилось тем, что Бак застрелил кассира в магазине. Бедного, невинного человека.

Автобус натужно полз вперед, а в памяти вставали картины ареста, суда, приговора на срок двадцать два года. Долгий путь в наручниках по утробе тюрьмы и почти забытый период мрака.

А затем – обращение. В тюрьме Бак родился во второй раз. Как Иисус поднял блудницу Марию Магдалину, так Он поднял алкоголика и убийцу – человека, от которого отвернулись все, даже семья.

Спасенный Бак стал читать Библию, снова и снова, от корки до корки. Понемногу начал проповедовать: там сказал доброе слово, здесь протянул руку помощи. Организовал семинар – и постепенно обрел уважение и доверие заключенных. Вскоре Бак большую часть своего времени посвящал спасению душ. Да еще – шахматам. В тюрьме больше и делать-то было нечего. Не читать же журналы – оплоты материализма, и не смотреть телевизор, по которому шло все самое худшее. В книгах – во всех, кроме Библии – лишь богохульство, насилие и разврат.

Приближалось досрочное освобождение, и Бак все отчетливее понимал, что пастырством в тюрьме он на самом деле готовился к некой великой миссии, а цель Бог откроет ему позже. На воле Бак странствовал вдоль границы между Калифорнией и Аризоной от одного городка к другому. Он проповедовал, целиком полагаясь на Господа – Тот одевал его и кормил. Круг чтения Бака расширился: сначала Беньян, потом святой Августин, а затем и Данте в переводе. И всегда, всегда Бак ждал зова от Бога.

И вот наконец знак. Цель открылась, но кто мог подумать, что Бог направит преподобного в Нью-Йорк, в средоточие грехопадения и зла, рядом с которым Вегас и Лос-Анджелес – бледные тени?! Тогда красота Божьего замысла открылась Баку. Святого Павла Господь послал в Рим – в черное сердце язычества, а Уэйна П. Бака Он отправил в Нью-Йорк.

Автобус по-прежнему ехал рывками, головы пассажиров качались в унисон. Путь шел вверх по бетонной спирали, огороженной паутиной стальных балок, и преподобный представил себе круги Дантова ада. Автобус нырнул в темноту. Донеслась вонь дизеля, и, словно демоны, зашипели пневматические тормоза. Кажется, прибыли. Но прибыли на станцию, какой Бак не видел от роду и даже не мог вообразить.

Двери открылись, и в салон ворвался свежий воздух.

Бак сошел. Остальным пришлось дожидаться багажа, но преподобный был человеком свободным, без денег, без имущества, совсем как шесть лет назад, когда вышел в яркий солнечный день города Джолиет.

Не зная дороги, Бак последовал сквозь толкотню и спустился на эскалаторах. Пройдя через огромный автовокзал, он вышел на большую улицу, чувствуя, как благоговейный страх мешается в нем с силой духа.

Вспомнились строки из Беньяна: «Шествуя пустынею мира сего...» [42] Д. Беньян. «Путешествие Христианина к вечности» (пер. с англ. Ю.Д. Засецкой). Иисус провел в пустыне сорокдней и ночей, искушаемый дьяволом. Воистину Нью-Йорк был пустыней двадцать первого века, иссушающей души.

Отдавшись воле Христа, Бак пошел по тротуару, наводненному толпой. Перейдя широкую главную артерию, преподобный спустился по каньону переулка, затененного с обеих сторон высокими зданиями. Через несколько минут он вышел на следующий перекресток, где улица стала еще шире и где сходились дороги со всех сторон. Окруженный рекламными щитами, неоновым светом сорокафутовых вывесок, Бак понял, что стоит на Таймс-сквер. Он посмотрел на небо, и голова пошла кругом: среди этих железобетонных вавилонских башен так легко было поддаться соблазну – потерять вначале веру, затем – душу. Взгляд Бака вернулся к земле – к машинам, шуму и плотному потоку людей. И преподобному вновь вспомнились слова из Джона Беньяна: «...наш город будет сожжен небесным огнем, и мы все неминуемо погибнем, если не найдем тот единственный путь, которого я пока еще не знаю, но которым можно спастись от ужасной смерти».