Линкольн Чайлд - Огонь и сера

– C'e nessuno? – позвал фэбээровец. – Есть тут кто-нибудь?

Ветер вздохнул в кустах розмарина, примешав к его благоуханию аромат моря.

Д'Агоста огляделся.

– Смотрите, – кивнул он в сторону сада с террасой. – Там кто-то копает.

За виноградником окапывала грядки маленькая фигурка в поношенной соломенной шляпе, старых парусиновых штанах и грубой рубахе, расстегнутой до середины. Заметив посетителей, человек выпрямился.

– Я бы уточнил: там копает женщина. – Пендергаст энергично зашагал в сторону хозяйки. Та ждала, опершись на черенок лопаты и глядя, как незваные гости аккуратно перешагивают через комья вскопанной земли.

Пендергаст с обычным полупоклоном предложил даме руку. Хозяйка приняла этот жест, но перед тем сняла шляпу, и на плечи ей упали густые темные блестящие волосы.

«Что-то Пендергаст напутал с возрастом», – отметил д'Агоста.

Женщина была прекрасна: высокого роста, стройная, со светящимися энергией ореховыми глазами. Она все еще не могла отдышаться, и ноздри ее раздувались.

Между тем Пендергаст, поклонившись, выпрямился да так и остался стоять, не отпуская руки хозяйки – молча, глядя ей прямо в глаза. То же самое происходило и с женщиной. В полной тишине д'Агоста подумал, не знаком ли напарник с их «намеченной жертвой», потому что со стороны все смотрелось именно так – словно они узнали друг друга.

– Я – Алоизий Пендергаст, – представился наконец фэбээровец.

– А я – Виола Маскелин, – ответила женщина с сильным и приятным английским акцентом.

Д'Агоста вдруг понял, что Пендергаст забыл представить его, что было совсем уж не в духе напарника.

– Я – сержант Винсент д'Агоста, полиция Саутгемптона.

Женщина посмотрела на него так, будто только что заметила, но когда она улыбнулась, улыбка ее лучилась теплом.

– Добро пожаловать на Капрайю, сержант.

Снова повисла неловкая пауза. С лица Пендергаста не сходило несвойственное ему удивление. Да что с ним такое?

– Ну что же, – улыбнулась леди Маскелин, – надо думать, вы пришли ко мне, мистер Пендергаст?

– Да, – поспешно ответил он. – Да, мы – к вам. По поводу...

Она оборвала фэбээровца, подняв палец.

– Виноградник под палящим солнцем – не самое подходящее место для разговоров. Может быть, пройдем ко мне в дом, на террасу, и я предложу вам прохладительного?

– Да, конечно.

Она вновь ослепительно улыбнулась, и на щеках появились ямочки.

Леди Маскелин повела гостей к террасе, окаймленной кустами розмарина и крохотными лимонными деревцами, в тени глицинии. Усадив Пендергаста с д'Агостой за столик на потертые деревянные стулья, хозяйка исчезла в доме. Чуть позже она вернулась, неся винную бутылку без этикетки, наполненную бледно-янтарной жидкостью, бокалы, бутылку оливкового масла и глиняное блюдо с толстыми кусками неровно нарезанного хлеба. Когда хозяйка обходила стол, наполняя бокалы белым вином, д'Агоста уловил исходящий от нее легкий аромат винограда, земли и моря.

Пендергаст отпил из бокала.

– Леди Маскелин, вы сами делаете вино?

– Да. Оливковое масло тоже. Работать на своей земле – огромное удовольствие.

– Complimenti. – Пендергаст отпил еще вина и обмакнул в масло кусочек хлеба. – Превосходно!

– Спасибо.

– Позвольте же сказать, леди Маскелин, ради чего мы приехали.

– Не надо, – тихо попросила она, глядя далеко в море.

На ярком свету ореховые глаза леди Маскелин сделались почти голубыми, на ее губы легла загадочная улыбка.

– Не стоит портить такой... такой особенный момент.

«Интересно, что еще за особенный момент?» – подумал д'Агоста. Издалека, со стороны обрыва, доносились шум волн и крики чаек.

– У вас просто очаровательная вилла, леди Маскелин.

– Вилла? Нет, – рассмеялась хозяйка. – Просто бунгало с видом на море. Таким я его и люблю. Здесь у меня книги, музыка, оливковые деревья... И море. Чего еще желать от жизни?

– Вы сказали: музыка. Играете на чем-нибудь?

– На скрипке, – не сразу ответила леди Маскелин.

«Ну вот, – подумал д'Агоста. – Сейчас Пендергаст покружит вокруг да около – и налетит как хищник».

– Вы живете здесь постоянно?

– О нет. Это было бы чересчур. Я, конечно, затворница, но не такая.

– И где вы бываете, когда не живете здесь?

– Мной владеет довольно депрессивное настроение. Осень – в Риме, декабрь – в Луксоре, в Зимнем дворце.

– В Египте? Зимой там, должно быть, занятно.

– Я руковожу раскопками в Долине царей.

– То есть вы – археолог?

– Египтолог и филолог. Мы не просто роем землю в поисках черепков и костей. Недавно мы раскопали могилу писца Девятнадцатой династии. Жрецы покрыли стены восхитительными надписями. Естественно, могилу успели разграбить до нас, но, по счастью, грабителей интересовали только золото и драгоценные камни. Свитки и надписи они не тронули. Самого писца мы нашли в саркофаге – и при нем было множество таинственных свитков, полных магических заклинаний. Нам предстоит развернуть их и расшифровать – они исключительно хрупкие.

– Чудесно.

– Ну а когда приходит весна, я отправляюсь в Корнуолл, в семейное поместье.

– Проводите весну в Англии?

– Люблю, когда под ногами чавкает грязь, – рассмеялась леди Маскелин. – И когда льет холодный дождь. А еще когда можно растянуться на ворсистом ковре у камина с хорошей книжкой. Но как насчет вас, мистер Пендергаст, что любите вы?

Вопрос, похоже, застал агента врасплох, и, чтобы скрыть смущение, фэбээровец отпил вина.

– А я люблю ваше вино. Оно освежает – такое простое и скромное.

– Я делаю его из мальвазии, которую завезли сюда четыре тысячи лет назад минойские торговцы. Когда я вдыхаю аромат этого вина, передо мной оживает сама история – как минойские триремы отправляются в дальний путь, к чужим островам... – Женщина рассмеялась, отбросив с лица черные волосы. – Я неизлечимый романтик, в детстве мечтала стать Одиссеем. – Она взглянула на Пендергаста. – А вы? Кем вы мечтали стать, когда были ребенком?

– Великим белым охотником.

– Ничего себе мечта! – рассмеялась хозяйка. – И что, она сбылась?

– Отчасти. Но как-то на охоте в Танзании я вдруг осознал, что утратил к этому всякий интерес.

Они замолчали. Д'Агоста решил больше не пытаться разгадать тактику Пендергаста, а с пробудившимся интересом принялся за вино. Замечательным оказался и хлеб – со свежим, пикантным маслом оливок, – такой толстый, что жевать его приходилось очень долго. Д'Агоста макнул кусок в масло, отправил его в рот и сразу потянулся за новым. Пожалуй, в последнее время он был чересчур строг к себе, соблюдая диету, даже не завтракал...

Чуть позже, взглянув тайком на часы, д'Агоста решил, что лучше бы Пендергасту поторопиться, если они хотят успеть на паром.