Г. Зотов - Апокалипсис Welcome

Незнакомец останавливается. Он стоит близко – в двух метрах от нас.

– Я не хочу тратить время на драку, – скучно сообщает белокожий . – Но если ты добром не отдашь мне невесту — мы вступим в бой. У меня заказ на эту женщину, ты понимаешь? Остынь и просто полюбуйся, что я умею делать…

Он снимает дамскую перчатку, подходит к киоску. Касается разбитого стекла указательным пальцем. Прозрачная поверхность мутнеет на глазах, покрываясь затейливыми узорами, как это бывает в морозную погоду. Он с силой бросает стекло об пол – и оно не разбивается … Улыбаясь, незнакомец сильно разминает кулак, сжимая и разжимая фаланги пальцев, отставив указательный в сторону: так делают после сна, когда рука занемеет. Я опять, подобно парализованному ужасом кролику, смотрю на его ухоженные ногти – абсолютно белые, без признаков синевы. Существо в венецианской маске с меланхолией созерцает эти упражнения, даже не пробуя шелохнуться.

– А ведь я тебя знаю… – глухо говорит маска. – Вот это парадокс! В нашей академии я писал на эту тему курсовую… об уникальном мифическом существе, проклятье которого позволяет блокировать души и земного человека, и демона, и ангела с небес. Вот уж не думал, что когда-нибудь мы увидимся лицом к лицу. Тот, кто нанял тебя, воистину неглуп. И верно, трудновато будет с тобой справиться. Однако я все же попробую. Но если я вижу куклу, то почему бы заодно не познакомиться и с самим кукловодом?

Маска усмехается. Странно слышать смех и видеть сжатый рот.

– Выйди, красавчик, – произносит черный. – Ведь я же знаю – ты здесь.

Из туннеля раздается стук шагов. Значит, их там ДВОЕ…

У меня все плывет перед глазами. Кто же второй? Кто на этот раз?

Тень расступается – из сумрака появляется знакомая фигура. Я не могу крикнуть. Я больше вообще ничего не могу. Только смотрю, без отрыва…

Передо мной – ЛИЦО ОЛЕГА.

Он другой. Словно повзрослел лет на десять. Нижняя губа прикушена.

– Приветик, милая, – просто и буднично кивает мне Олег.

Дальнейшее общение со мной его не интересует. Он сразу обращается к черному человеку, прячущему свое лицо под карнавальной маской.

– Теперь ты доволен? Я не столь щепетилен, как мой приятель, и не стану долго тебя уговаривать. Ты влез не в свое дело. Развернись и уйди.

Существо в маске выплывает вперед, загораживая меня собой. Тонкие черные пальцы сжимают краешек бесстрастного серебряного «лица».

– Как хочешь. – У Олега дергается левый краешек рта.

Он отступает, освобождая дорогу незнакомцу с пустыми глазами.

Тот, сделав шаг, протягивает руку, но в этот момент серебряная маска падает на пол. Она опускается на цементную поверхность почти беззвучно, издавая тишайший звон, как жестоко заезженная детьми музыкальная шкатулка.

Стоя сзади, я еле успеваю рассмотреть его лицо – черное, как смоль, обрамленное вьющимися волосами. Человек без маски открывает рот и делает сильный выдох: из рта роем вырывается огромное облако, состоящее из множества шевелящихся точек. За долю секунды они заполняют весь вестибюль: станция погружается в непроглядный мрак. Уши разрывает чудовищный грохот – как будто целая армия стучит в железные барабаны. По коже ползают сотни неведомых насекомых, шуршат тонкие крылья. Пространство заполняет тягучий вой: я слышу мат Олега.

Тьма. Кромешная тьма. Я ничего не вижу. Ничего.

Прикосновение . Жесткие ледяные пальцы на моем запястье. Я не способна видеть, но чувствую: на поверхности лица расползается липкая паутина…

Голодное пламя тысяч костров черными кусками выхватывает из ночи сломанный хребет огромного города. В большинстве осколков позвоночника этого динозавра не горит свет: либо нет электричества, либо уставшие жильцы привычно спят. Большинство электростанций уже отрубились. Ожившие мертвецы из различных временны´х отрезков тщетно пытаются привыкнуть к атомному веку. Им приходится нелегко. Особенно впечатлили Агареса страдания турецкого янычара из армии хана Девлет-Гирея – пожилого башибузука с рыжей крашеной бородой. Страдалец целый час пытался зажарить на огне добычу – iPod последней модели. Плеер издавал нежные щебечущие звуки, и янычар принял его за экзотическую птицу, неведомое гяурское [35]лакомство – что-то вроде куропатки. Сломав последний зуб о расплавленный кебаб из пластмассы, турок стонал, справедливо обзывая iPod «жестким шайтаном». С этой кочевой публикой из далеких степей – янычарами, монголами, половцами и печенегами у москвичей даже больше проблем, нежели с примитивными племенами неандертальцев. Завидев понравившуюся женщину, кочевник долго не думает – хватает ее за волосы, наматывая их на руку, бросает поперек коня. Это провоцирует драки – мужьям и бойфрендам как мертвых, так и живых девушек подобное поведение приходится не по вкусу. Кулачные бои развернулись по всему городу. И пусть синяки в условиях Апокалипсиса заживают быстро, большинству кочевников удалось втолковать нетактичность их поведения. Теперь монголы подходят к парочке и предлагают мужчине продать его спутницу, ненавязчиво показывая на кошель, плотно набитый червонцами.

Тротуары заполнены лежащими вповалку людьми. Вплотную друг к другу, как шпроты в банке, закроешь глаза, и видится сочинский пляж в разгар «горячего сезона». Вчерашние мертвецы недолго предаются сну – им непривычно это состояние. Сутками пялятся в телевизор – обмороженные французы в обнимку с московскими боярами, дружинники Долгорукого, одетые в китайские пуховики поверх ржавых кольчуг, вперемешку с красноармейцами. Древним мертвецам вообще почему-то холоднее, чем живым: наверное, устали от вечного холода в земле. В телевизорах недостатка нет – портативных телеков из сгоревших магазинов натащили столько, что на любом перекрестке можно открывать мегамолл электроники. Телевидение не прекращает работы: популярные ток-шоу идут в режиме нон-стоп, без перерыва на сон. Неподалеку от Агареса, хрустя обгоревшим попкорном, расположилась парочка стрельцов с бердышами, радостно уставившись в телеэкран, они во все глаза смотрят шоу «Пусть говорят!».

– Поприветствуем-поприветствуем-поприветствуем! – кричал, искажаясь полосами помех, Андрей Малахов. – Гостья нашей студии – звезда московского гламура Рената Литвинова прямо со съемок нового фильма!

Зал, полный однотипных, как клоны, теток с крашеными волосами и макияжем а-ля восьмидесятые, ответил мертвыми аплодисментами. Из проема в левом углу павой выплыла жеманная женщина в стильных очках и грациозно села в мягкое белое кресло. На соседнем примостился Малахов.