Александр Варго - Кукла

– Если ты еще раз появишься, я позвоню в полицию! – крикнул Руслан, переводя дыхание. К нему уже несся охранник, но Руслан знаком дал понять, что ситуация под контролем. Пока под контролем.

– Я боюсь, что скоро все вскроется, – сипло произнес Вадим и зарыдал. Он рыдал, обхватив виски руками. – Сначала я кормил ее бродячими кошками и собаками. Но дело зашло слишком далеко. Она умрет без мяса. А в тюрьме я не проживу и дня. Слышишь?

Руслан провел рукой по волосам, пытаясь собраться с мыслями. Может, действительно стоит вызвать полицейского, то есть, тьфу, милиционера?! Он ведь не отвяжется от него, это очевидно.

– Рус, ее нужно найти. Ингу. Мы совершили грех, и время расплаты пришло, – голос у Вадима был плавающий, словно внутри его кто-то беспорядочно регулировал настройки. – Свяжись с Клепой, найди ее…

Он что-то еще сказал, но Руслан уже не слышал – он повернулся и побежал к спасительным ступенькам гостиницы.

Охранник что-то зло прокричал Вадиму, сидящему в холодной луже. Только когда он достал дубинку и угрожающе замахнулся, тот медленно поднялся на ноги и, спотыкаясь, побрел прочь, и скоро его сгорбленная фигура скрылась в серой пелене.

Сон не шел. Руслан выпил снотворное, поприседал, сделал кое-какие дыхательные упражнения, способствующие релаксации, но все без толку. Как только он закрывал глаза, в голову снова и снова лезли мысли о последней встрече с Вадимом, его горящие безумством глаза и этот бред про дочь.

Как он сказал? Отвалились руки и ноги? Чушь собачья! Bull shit [11]– вот как это называется! Бред сумасшедшего, нонсенс, белиберда, дырка от жопы! Олеся превратилась в червяка? Да он сам сошел с ума, позволяя Вадиму лить себе в уши эту ахинею!

Он ворочался на кровати, беззвучно шевеля губами. Скорее бы домой! Но до вылета в США еще три дня.

(…держу ее на кухне… посадил на цепь…)

Он уснул почти под утро, и буквально за несколько секунд до пробуждения ему приснился сон. Словно к нему в номер вместо горничной притащился Вадим, на нем был окровавленный фартук, как у мясника, и здоровенный тесак в руке. Шамкая, он рассказывает, что у него закончились запасы и он просит пойти к нему домой. Руслан отнекивается, но Вадим настойчив, он загадочно ухмыляется беззубым ртом с розовыми, как у младенца, деснами. От запачканного кровью фартука несет бойней, Руслан пытается бежать, но спотыкается и падает, слыша позади учащенное дыхание Вадима, вокруг все темнеет, и он начинает кричать.

Проснувшись, он прошлепал в ванную и взглянул в зеркало. Отвратительно. Опухшая, небритая, с темными кругами под глазами. Мистер, с таким face [12]не то что идти на семинар, стыдно даже на улицу выйти.

Без особого удовольствия выпив крепкого кофе, Руслан уже точно знал – на семинар он сегодня не пойдет. Но и в бар он не спешил. История Вадима занозой засела глубоко в его мозгу.

После завтрака он позвонил Жене. Она была дома и несказанно обрадовалась, услышав его голос.

– Мы очень скучаем с Кристи, – сказала она, когда они обменялись «пуськи-мапуськи, я тебя люблю, я тоже…» – Что тебе приготовить к приезду?

– Что-нибудь. Полагаюсь на твой вкус, – глядя на свое отражение в зеркале, сказал Руслан. Он высунул язык и подмигнул. Как ни странно, это его развеселило.

– У тебя все нормально? – спросила Женя, и Рус уловил в ее голосе нотки беспокойства.

– Все супер, – ответил Руслан. – Как в самолете – тошнит, а блевануть не могу.

– Хочешь поговорить с Кристи?

– Давай ее сюда.

Минуту в трубке была слышна какая-то возня, и в отдалении он услышал, как Женя говорит дочери: «Сейчас ты услышишь папин голос. Скажи ему „ПРИВЕТ!“.

– Папа, пливет! – пролепетала Кристи. – Пливет, я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, малышка, – сказал Рус, невольно улыбаясь.

– Пасибо. Папа, пока, – Кристи исчезла, и он снова услышал голос Жени:

– Она нарисовала нас с тобой. Здорово получилось!

Они еще немного поговорили, и Руслан повесил трубку.

Есть не хотелось. Собирался принять душ, но раздумал. Включил телевизор и тут же выключил. Посидев в кресле минут пять, он решительно поднялся. Нет, эту тему необходимо закрыть. Сейчас он поедет к Вадиму и поговорит с ним начистоту, и если он снова будет плести ему басни про отваливающиеся конечности, он вызовет «Скорую» – пусть лучше остаток дней его бывший друг проведет на лечебной койке, чем будет заживо гнить в своем захолустье.

Никто пытался выкинуть из головы утренний разговор (ха-ха, как забавно – разговор с немым!) с Резо, но это неприятное событие никак не выветривалось из его седой головы. Как теперь ему быть? Этот волосатый ублюдок теперь будет следовать за ним по пятам, пока не поймает с поличным. Хотя, по большому счету, его волшебная ложечка, на которую он возлагал огромные надежды, уже достаточно хорошо наточена… да-да, пусть не сомневаются, достаточно для того, чтобы погрузить черенок в глаз и дотянуться до мозговой мякоти. Поэтому он больше не будет доставать ее без особой надобности.

После обеда они находились в так называемой «комнате отдыха» – крохотном, провонявшем потом и пылью помещении, девять квадратных метров, которое, наверное, проветривали в последний раз с момента постройки. К нему подвалил Груша. Громадное бледное пузо свисало, будто мешок с дынями, под носом свежие потеки крови. Улыбаясь детской улыбкой, он протянул Никто влажный от пота тетрадный листок:

– Видишь ага видишь Никто ты только посмотри Никто это мне прислала письмо моя девушка Никто ты ведь грамотный ага? Пожалуйста прошу прочитай мне ага ну не будь паршивой гнидой Никто не издевайся я же не знаю как это читать Никто…

Он выпалил всю тираду на одном дыхании и с тревогой заглянул в глаза Никто, словно боясь, что тот его не до конца понял. Никто взял в руки лист. На лице не дрогнул ни один мускул – он был девственно лист, если не считать грязноватых разводов, оставленных жирными пальцами Груши.

– Ну ты прочтешь мне Никто мы же никогда не были врагами ага Никто ну так как? – забормотал Груша, но Никто вернул ему «письмо» и развел руками – мол, ты что, забыл, что я немой?!

– Ну да. Ага ты же не можешь говорить, – грустно сказал Груша, машинально засовывая в нос указательный палец. – Вот дак всегда болучается, – прогундосил он. В носу что-то чавкнуло, и по ладони побежал ручеек крови. Никто с едва скрытым отвращением увидел, что все ногти Груши были в запекшейся крови. Пара капель упали на листок, но Груша не заметил этого.

Что-то рассеянно бормоча, Груша направился к Варфоломею, плешивому мужичку неопределенного возраста с зелеными от уколов венами. Он был алкоголиком и перепробовал, наверное, все, что только можно. Особым смаком его было рассказывать, какое удовольствие есть хлеб с гуталином. «Мажешь гуталин на хлеб, кладешь на батарею. Утром верхушку убираешь, а спиртик-то в хлебушек впитался!» – заливаясь счастливым смехом, говорил он. Однако Груше не везло – Варфоломей только тупо смотрел на него, помаргивая красными, как стоп-сигнал, глазами, и явно не собирался «читать» письмо.