Дэн Симмонс - Костры Эдема

Элинор пристально посмотрела на него:

– Кажется, полиция задержала кого-то по подозрению в этих убийствах?

Пол опять кивнул:

– Его зовут Джимми Кахекили. Но его скоро выпустят.

– Почему?

– Потому что он ни в чем не виноват. Кроме того, что у него длинный язык и он помешан на идее независимости.

Корди отошла от отверстия и вернулась на дорожку.

– Какой еще независимости? – удивилась она.

– Довольно много гавайцев… коренных жителей… хотят, чтобы Соединенные Штаты вернули их островам независимость, – объяснил Пол.

– А разве у вас была независимость? Я думала, здесь просто жили туземцы в травяных хижинах и все такое.

Элинор слегка поморщилась, но Пол Кукали только рассмеялся.

– Да, здесь были туземцы и травяные хижины, – сказал он, – но до января тысяча восемьсот девяносто третьего года было и собственное правительство. Белые плантаторы и американские моряки свергли королеву Лилиуокалани и аннексировали острова. Не так давно президент Клинтон письменно извинился за это перед гавайским народом. Большинство гавайцев этим удовлетворились, но другие, как Джимми Кахекили, продолжают требовать независимости.

Корди Стампф только фыркнула:

– Это как индейцы требуют назад Манхэттен?

Пол развел руками:

– Конечно, никто в здравом уме не думает, что американцы уйдут отсюда и оставят нам все отели и военные базы. Но, может быть, возможен какой-то ограниченный суверенитет… как у тех же индейцев.

– В резервациях? – спросила Элинор.

Куратор потер подбородок:

– Вы слышали о Кахоолаве?

– Да, конечно, – ответила Элинор.

– А что это? – одновременно спросила Корди.

– Кахоолаве – это крошечный остров, на который никого сейчас не пускают. Он считался священным у гавайцев, и там до сих пор много хеиау и других древних построек.

– А почему туда никого не пускают? – спросила Корди.

– До тысяча девятьсот сорок первого года островом владел один человек – белый плантатор, – а после Перл-Харбора американские военные корабли начали тренироваться там в бомбометании и делают это до сих пор.

Корди улыбнулась, показав маленькие и довольно острые зубы:

– Так гавайцы хотят независимости на полигоне? Уж лучше бы просили Мауна-Пеле.

Куратор улыбнулся:

– Я тоже так думаю. Но мы отклонились от темы.

– От какой? – спросила Корди. – Кто убил туристов?

– Нет. – Пол взглянул на часы. – От петроглифов. Время экскурсии уже почти вышло.

Они продолжали идти по асфальтовой дорожке, петляющей среди черных скал. За весь день им не встретился ни один человек.

– Расскажите нам о Милу и о входе в подземное царство, – попросила Элинор.

Куратор удивленно поднял брови:

– А вы хорошо знаете местный фольклор.

– Не очень. Я читала об этом входе в том же письме Марка Твена. Он ведь находится где-то здесь?

Прежде чем Пол Кукали успел ответить, Корди щелкнула пальцами:

– Тогда все ясно! Курорт выстроен на древнем гавайском кладбище, и к тому же здесь находится этот, как его… вход в подземное царство. Вот все эти боги и духи и таскают туристов себе на ужин. Отличный сюжет для фильма. У меня одна подруга замужем за парнем из Голливуда, надо попробовать ему это загнать.

Пол опять улыбнулся:

– Да нет здесь никакого кладбища. А вход, о котором говорила Элинор, находится в долине Вайпио, на другом конце острова.

– Черт. – Корди сняла очки и вытерла их о платье. – Тогда идея отпадает.

– А скажите, – спросила Элинор, – не было ли другого входа в подземное царство на этом берегу?

– По Марку Твену – может быть, – сказал куратор сухо. – Но по преданиям нашего народа, существует только один вход, который закрыла Пеле после великой битвы с темными богами. С тех пор никто из демонов или злых духов не беспокоил людей. Весь вопрос в том, кому верить: гавайцам или Марку Твену, который был здесь несколько недель и слышал все эти истории из вторых рук.

– Вы правы, Пол. – Элинор опять посмотрела на часы. – Уже почти три. Извините, что задержали вас. Было очень интересно.

– Точно, – поддержала ее Корди. – Занятные картинки. Особенно тот мужчина с членом.

Они уже повернули назад к Большому хале, продолжая обсуждать петроглифы, когда от черной лавовой скалы отделился большой черный пес. Он вышел на тропинку, слегка помахивая хвостом. В зубах пес держал человеческую руку.

14 июня 1866 г., вулкан Килауэа

Мы прибыли в дом у подножия кратера около десяти. Сцена прибытия освещалась багровым светом извержения, в котором глаза лошадей сверкали, как рубины, а наша кожа казалась охваченной пламенем. За полчаса до того, как мы увидели «Дом у вулкана», в ноздри нам ударил запах серы. Я закрыла лицо шарфом, заметив, что мистер Клеменс никак не реагирует на зловоние.

– Разве вас не беспокоит этот запах? – спросила я, на что он ответил:

– Грешнику нужно привыкать к нему.

За это остаток пути я с ним не разговаривала.

Порой мне казалось, что я слышу шум прибоя, но океан находился в тридцати милях от нас. Очевидно, шумела лава, клокочущая внизу под нашими ногами. Когда мы подошли ближе, стали видны столбы пара, вздымающиеся вверх к низким тучам, будто подвижные колонны. Лошади, хотя и не в первый раз шли этим путем, выкатывали глаза и беспокойно ржали.

Я рассчитывала на отдых в «Доме у вулкана», и он не так разочаровал нас, как предыдущий «привал». Встречать нас вышел сам хозяин заведения, а его служащие-туземцы занялись нашими измученными лошадьми. Он хотел накрыть нам ужин за большим общим столом, а потом развести по комнатам, но, несмотря на усталость, все мысли у нас были о вулкане, и мы вышли на веранду, в буквальном смысле нависавшую над кратером.

– Великий боже! – воскликнул преподобный Хеймарк, выразив тем самым, как мне кажется, общее мнение.

Вулкан Килауэа составляет в окружности около девяти миль, и глазам нашим открылась бездна глубиной не менее тысячи футов.

Хозяин гостиницы показал нам наверху хрупкое строение, которое он назвал «смотровым домиком», упомянув о том, что оно находится всего в трех милях от жерла вулкана.

– Похоже на ласточкино гнездо над сводами собора, – подал голос мистер Клеменс.

Между нами и смотровым домиком простирался хаос сталкивающихся потоков лавы и огня, густой дым от которых поднимался к багровому небу, нависшему над кратером, как полог из красного шелка. Я взглянула на потрясенные лица моих спутников и увидела, что глаза у них так же искрятся красным, как у наших лошадей.