Александр Варго - Льдинка

– Я верю. Это меня и смущает. Почему с нами ничего не происходит?

Позади послышалась какая-то возня, все обернулись. Это была Злата. На ней была лишь нижняя рубашка, но она выглядела так, словно не чувствовала холода. Глаза пустые, в них жизни не больше, чем в покрытых пылью осколках разбитого окна в заброшенном доме.

– У вас пока есть сила. Она чувствует это, – прошептала Злата. – Хъяц’нигунни, – произнесла она, глядя прямо перед собой. – Хъяц’нигунни.

– Злата, ты что? – Дильс бросился к ней. – Ты в своем уме? Замерзнешь!! Иди оденься!..

– Не могу… говорить. – Злата положила ладонь на грудь, которая тяжело вздымалась, словно от недостатка кислорода. Из горла доносились глубокие хрипы.

– Злата, ты просту… – начал Дильс, но та взмахнула обожженной рукой, не давая ему договорить:

– Мы все помечены печатью. Почему ты ничего не сказал нам, Тух-Тух?

Но Тух-Тух не слышал ее, занятый своей раной, и Злата сказала:

– Я ошиблась. Первый раз в жизни. Это не золото, все дело в Ней. Хъяц’нигунни. На языке мертвых это означает «Замерзшая».

Дильс снова попытался вмешаться, он даже снял с себя куртку, чтобы накинуть ее на плечи Златы, но у нее было такое лицо, что он застыл на месте.

– Хяц… Кто это? – язык с трудом поворачивался у Тимы во рту, так ему стало не по себе, и еще страшней вид Златы – полуголой, с мертвыми глазами, хрипло шепчущей какую-то околесицу.

– Она не из мира живых. Она попала на Землю с далекой планеты, где никогда не бывает света и тепла. Только пески, колючие ветры и вечный холод, – шептала Злата.

Глаза ее были слегка прикрыты, словно она читала какой-то только ею видимый текст. Тима непроизвольно отодвинулся назад, Злата все больше и больше напоминала сумасшедшую.

– Атланты думали, что это погасшая звезда. На самом деле это была Она. Ее нашли и принесли к правителю. Его звали Азг’хгард. У него была прекрасная жена и наследник. Но как только он увидел Хъяц’нигунни, он потерял голову. Жену он заточил в темную башню, где она погибла от голода, а наследника утопил. Хъяц’– нигунни стала править вместе с ним, постепенно оттесняя его и принимая за него все решения.

– Я не намерен слушать этот бред, – сказал Артур, но Дильс рявкнул:

– Сидеть.

И Артур остался сидеть. Только кулаки его сжимались и разжимались. Раз-два. Раз-два…

– Азг’хгард заметил одну деталь – Хъяц’-нигунни всегда избегала солнца. В ее комнате не было окон и всегда было холодно. Выходя наружу, она куталась в одежды, как прокаженная. Если солнечный луч попадал на нее, у нее на коже появлялась язва, которая долго заживала. Но Азг’хгард так любил ее, что не придавал значения этой странной болезни. Вскоре Атлантида стала приходить в упадок. Все окружение Азг’хгарда умирало, и каждая смерть была по-своему ужасной. Умирали все те, кто был недоволен Хъяц’нигунни, хотя бы даже подумал о ней нехорошо. Азг’хгард стал замечать, что, если они ссорились, на него нападала какая-нибудь хворь. Он излечивался только тогда, когда просил у нее прощения. А Хъяц’нигунни становилась только красивее и моложе. Шли годы, Азг’хгард старел и дряхлел, а для Хъяц’нигунни время будто бы остановилось. Как ты говорил, Тух-тух? Капсула времени? Точно подмечено. Когда Азг’хгард понял это, Атлантида уже хрипела в агонии. Цивилизацию погубил не природный катаклизм, а Она. Когда у Азг’хгарда остыли чувства к ней, он просто сгорел, сгорел как свечка.

Злата замолчала, переведя дыхание. Ее лоб прорезали горькие морщины, уголки рта опустились, придавая ей отталкивающее выражение. В одной рубашке, с полузакрытыми глазами, она была похожа на ведьму.

– Ну и что? – сказал Артур. – Ты рассказала какую-то легенду, дальше что? При чем тут смерть Кости?

Злата беззвучно засмеялась.

– Вы когда-нибудь слышали о Медузе горгоне? – спросила она.

– Нашла что спросить… конечно, слышал, – недовольно ответил Артур.

– Хъяц’нигунни намного хуже. На нее даже необязательно глядеть, как на Медузу горгону. Достаточно просто пройти рядом. Даже если она будет за десятью дверьми или под землей. Она ядовита. Очень ядовита, и ей нужна подпитка. Она кормится человеческими страхами и переживаниями и… красотой. И болью. Она становится сильнее, когда кому-то рядом больно. Поэтому ты держал палец над огнем?

Лицо Артура исказилось от гнева, и он грязно выругался.

– Взамен она делает людей уродами, – продолжила Злата, не обращая внимания на эмоциональную вспышку приемного сына. – Азг’хгарда она не трогала до тех пор, пока он не понял, что она собой представляет, и его чувства к ней умерли. Для того чтобы выжить, ее нужно боготворить.

– Ничего не понимаю, – сказал Дильс, касаясь уса. Рука его тряслась, как у жалкого пьянчуги, а его некогда роскошные усы тронула седина. – Если все правда, почему с нами все в порядке? Я же не люблю ее и тем более не боготворю… И чем ей не угодили Яна с Костей?!

– Она как капризная девчонка. Она живет больше миллиона лет, но по характеру ей не больше шестнадцати, – прошептала Злата. Слова давались ей тяжело, и ее едва слышали. – Просто до нас не дошла… очередь. Если ей кто-то приглянулся, он будет в порядке. Может быть. Если нет – смерть. Чудовищная смерть.

– Ерунда все это, – бросил из своего угла Тух-Тух, но Злата улыбнулась, и улыбка эта была сочувствующей.

– Как ты узнала все это? – с недоверием спросил Дильс.

– Это было… как в старом кино, – ответила Злата. – У вас всех… сильные ауры, и вы еще можете сопротивляться… но сколько каждый из вас протянет, я не знаю. Болит… голова.

Из ее ноздри показалась свежая кровь.

– Ни в коем случае Ее нельзя освобождать ото льда. Иначе последствия будут ужасными, – шевеля бескровными губами, выдавила она.

– Ее можно как-то уничтожить? – спросил Дильс.

Злата неопределенно качнула головой.

– Я только… знаю, что она… боится света. Наверное, это… как у вампиров.

Артур поднялся на ноги. Челюсть его отвисла, как у слабоумного, и Тима на всякий случай отошел от него на пару шагов.

– Этого не может быть, – сказал Артур неожиданно высоким голосом, срываясь на фальцет. – Никакой Хъяц… Хиц… – он сбился и беспомощно посмотрел на Тиму, – не существует. Вот так.

– Конечно, не существует, – успокоил его Тух-Тух и вдруг подмигнул Тиме, причем сделал это как-то сально, будто его с ним связывала некая тайна, отчего Тима неожиданно захотел вцепиться ему в глаза, со всей силы, погрузить пальцы в глазницы, как сделал один из его дружков с чилийцем в зимовке, погрузить их глубоко и впиться в мякоть мозга. Тима бросил:

– Жаль, что твоя мать не сделала вовремя аборт.

На норвежца это не произвело никакого впечатления, впрочем, как всегда. Вот если бы его попытались ударить, он бы ответил. А слова его никоим образом не трогали. Злата повернулась к Артуру. Ее сильно шатало, как на палубе при шторме.