Александр Матюхин - Самая страшная книга 2022 [сборник litres]

– Он выполнит твою просьбу.

Просительница упала на колени, прямо в лужу крови, растекающуюся из-под разорванного тела ребенка, и поползла к Сергею, оставляя на гнилом полу смазанный красный след.

– Изведи его, миленький, сживи со свету. Пусть он сгниет. Он и его потаскуха. Пусть исчезнут.

Женщина обняла Сергея за ноги.

– Я кровь свою тебе отдала! Забирай и жри! Я приведу еще! Сколько хочешь, только сживи их со свету!

– Прикажи чертям, Сереженька, – сказала бабка. – Скажи словечко-два, вложи в них злость свою, ярость, искренне вложи, да побольше, как тогда на кладбище, и чертушки послушаются. Не жалей, злости у тебя ведь с избытком, источник не иссякнет. Ты не представляешь, как это приятно. Прикажи чертям.

Затихшая до этого момента темнота в груди распустилась перед глазами красными цветами. Сергей схватил женщину за волосы, поднял и ударил кулаком в лицо.

– Зачем, сука?! Зачем?! Это стоило того?!

Самоконтроль исчез, цифры, повторяемые раз за разом, забылись. Он повалил суку на пол. Ее толстое лицо скорчилось от боли и, казалось, обиды.

Бабка пронзительно хохотала.

Первый удар.

Нос съехал набок.

Второй удар.

Губы лопнули.

Третий.

Лицо женщины исчезло, и теперь на Сергея смотрел Димка Игнатов.

Четвертый.

Теперь он бил молоденького парня с пухлыми губами и короткой стрижкой. Парень раскрыл рот, пытаясь безуспешно вдохнуть, вобрать в отказывающие легкие хоть немного воздуха и…

Пятый.

Новое лицо. Веснушчатое, с прыщами, рассыпанными по лбу, и бледной кожей, которая быстро начала наливаться красным. Жилы на шее вздулись, алая борозда вдавила кадык и…

Шестой.

Истощенный пацан с ввалившимися щеками и голубыми глазами. Потрескавшиеся губы двигались, шепча какое-то слово. Пацан хватался за него, будто слово могло спасти, прекратить то, что происходит. Если повторить достаточно много раз, тело перестанет жрать само себя и боль уйдет. И он повторял снова и снова, опять и опять, пока синеву его глаз медленно заволакивал белесый лед…

Седьмой.

Кулак замер у лица Артема.

Сергей нежно дотронулся до окровавленных губ женщины, пачкая кончики пальцев красным, и встал. Просительница стонала, пуская алые пузыри, жалкая, обуреваемая болью и ненавистью, с разрушенным разумом.

«Что бы они тебе ни говорили, ты не такой…»

– Можешь убить ее, – сказала бабка. – Раздавить. Но потом. Сначала просьбу обязан выполнить. Так уж у нас заведено. Прикажи чертям.

– Оно не часть меня…

– Что?

– Ты ошиблась. Моя сила идет не из этой мерзости, которая сидит внутри. Тьма – не часть меня. Ее мне дали в детстве и взрастили. Но я отказываюсь принимать ее. – Сергей тяжело дышал, слова вылетали со свистом. – Потом меня успокоили, похоронили во мне эту…грязь, но они ушли, и я дал слабину. Один раз. Этого хватило. Но больше… Нет… Больше не позволю. Она вросла в меня. Я не смогу ее выдрать. Но и принимать отказываюсь. Никогда не приму. И ты, сука, ошиблась. Охереть как ошиблась. Моя сила никак не связана с темнотой. Я творил с помощью дара зло, смешал… подарок с грязью. Оступился. Но его не смог окончательно замарать даже я.

Бабка, покачиваясь, встала, макушкой она почти достигала потолка. Просительница поползла к выходу из избы, толкнула дверь, выпала на порог, где на нее скопом накинулись черти, влажно зачавкало. Сергей не сдвинулся с места.

– Здесь живут те, кто превзошел человеческое! Те, кто принимает гостей с дарами слаще любых других! – закричала бабка. – И ты смеешь говорить, что я ошиблась! Я подготовила плоть для тебя! Подарок для новосельца! А ты хочешь отвергнуть нас?! Чертушки-братушки трудились денно и нощно, строя избу, но ничего, она достанется другому, а ты сгинешь, но сперва они порезвятся с тобой, трахнут так, как никогда не трахал твой дорогой мертвый пидор, а во время процесса будут жрать, жрать, жрать!

– Ты ведь даже не представляешь, что впустила в деревню, верно? Да… Ты смотрела в меня, копалась в голове, ворочала мысли, но была так заворожена темнотой, что не увидела настоящий источник силы. Или увидела, но даже не могла предположить, что он настолько… могущественный. Или думала, что, когда Артем умер, вместе с ним ушла и его магия. – Сергей улыбнулся, видя, как меняется лицо бабки. – Я никогда не был магом. Им меня сделал настоящий волшебник.

Сергей зажмурился, вызывая в памяти картину Артема.

Волны шелестели галькой. В доме тепло горел свет, на ступеньках стоял добрый волшебник с изумительно-светлыми волосами, держал в руках керосиновую лампу, протягивал Сергею. И тот принял подарок.

– Разорвите! – завизжала бабка, и черти, разбив стекла, снеся дверь с петель, влетели в избу.

Сергей присел и, прежде чем когти успели вонзиться в него, окровавленным пальцем нарисовал на полу схематичное, по-детски простое, изображение керосиновой лампы, подхватил картину, обретшую плоть, и вскинул над головой, развеивая чертей.

– Вы уничтожали это первым, входя в дом. Даже совсем слабые проблески этой силы пугают, раздражают, верно? – Сергей шагнул к бабке, и та отскочила к стене, в ее глазах он с удовлетворением увидел страх. – Всегда есть антипод. Верх и низ. Искусство, ха. Высота… Артем прав. Я понимал… Всегда понимал.

– Ты не сбежишь, – растерянно лепетала она. – Ты слишком глубоко. Но я могу открыть дверку, через которую уходят просители. Мы оставим… Мы забудем… Мы…

Сергей размахнулся и запустил в тварь лампой.

Сперва занялись ее волосы, а потом она целиком превратилась в клубок нарисованного, масляного огня, пламя переметнулось на стену, запах гари забил вонь зимнего леса и болота. Сергей выскочил из дома и едва удержал равновесие, поскользнувшись на внутренностях просительницы.

На улицу выходили деды и бабки, все на одно лицо. Худые, высокие, но с пухлыми животами, у многих из пастей свисали кровавые лоскуты. Рядом с ними шли ничего не понимающие просители, молили вернуться обратно в избу, продолжить творить темное древнее таинство, которое уничтожит чью-нибудь жизнь.

В небе танцевали черти, сплетались в кучу, смешивались со снегом и тучами.

– Ты не уйдешь отсюда, – визжали деды с бабками. – Мы глубже, чем ты можешь представить.

Сергей не знал, понимал ли Артем свою истинную силу. Вручил ли он Сергею дар колдовства намеренно, искренне и наивно веря в то, что тот будет использовать его исключительно во благо. Или это вышло случайно из-за обычной шутки и попытки поддержать.

Возможно, Артем просто рисовал, не осознавая, что искусством меняет реальность.

Возможно, он догадывался, на что способны его картины.

Возможно, истина была где-то посередине.

Сергей не знал.

Он был уверен в одном: Артем любил его, а он любил Артема. Так какая разница?