Петернелл ван Арсдейл - Пожиратели душ

В Дефаиде не могли оставить всех сирот у себя. Ни одна деревня, даже с такими процветающими фермами и многочисленным поголовьем скота, не способна прокормить пятьдесят новых ртов. Поэтому в соседние поселения – Писгод [8] Pysgod – рыба ( валлийск. ). , стоявший на реке к северу от Дефаида, и Таррен [9] Tarren – склон, откос ( валлийск. ). , притулившийся у подножия горы, если держать путь на северо-запад, – отправили людей, чтобы те рассказали о случившемся и попросили взять на себя часть бремени. Но желающих не нашлось по совершенно очевидной причине. Если деревня не обязана взвалить на себя заботу о сиротах, пострадавших от неслыханных ужасов, то с какой стати она будет это делать?

Вот тогда-то детей из Гвениса и распределили по семьям Дефаида окончательно. Братьев и сестер старались поселить вместе. Все это Алис узнала от Матери, с которой она теперь проводила бо́льшую часть времени. Алис надеялась, что сможет чаще встречаться со своей подругой Гэнор, но ту с сестрами и братьями отправили в семью на другом конце деревни. К тому же они остались все вместе, у Алис же не было никого.

Жизнь в доме Матери, если не считать ее странной манеры пристально разглядывать Алис, была вполне терпимой. В отличие от остальных, она разговаривала с девочкой так же, как со взрослыми, и Алис сумела оценить это по достоинству. Молчаливость и кажущаяся холодность Матери перестали пугать ее. Поначалу Алис думала, что Мать все время сердится на нее, но потом до нее дошло, что это просто такая манера поведения. Отец тоже был немногословен, но характер имел незлой. Он был столяром и бо́льшую часть дня отсутствовал. Возвращаясь к обеду, а затем к ужину, он кивал Алис, и она знала, что Отец рад ее видеть, хотя лицо его оставалось невозмутимым.

И все-таки Алис не настолько привыкла к Матери и Отцу, чтобы нарушить данное Паулу обещание: о пожирателях душ она не проронила ни слова – даже когда за чаем с овсяными лепешками вокруг стола Матери собирались женщины со всей деревни и толковали о пожирателях душ так, будто точно знали их повадки и деяния. В этом Паул ошибся. Он считал жителей Дефаида людьми исключительно святыми, попросту неспособными говорить о таком воплощении Зла, как пожиратели душ. Но Алис заметила, что на самом деле поселяне испытывают своего рода мстительное ликование, обсуждая эту тему. Лица их пылали, разгорались споры.

– Волки и пожиратели душ, – рассуждали кумушки, рассевшись вокруг стола Матери, – напали на одну деревню, так? Это работа Зверя.

Они тряслись и били себя в грудь потрескавшимися от постоянной стирки ладонями.

– А чем они, по-вашему, занимались там, в Гвенисе? – спрашивала одна.

Другие только фыркали и качали головами.

Мать отвечала:

– Да своими делами, как и мы все, я так думаю.

Жена верховного старейшины, мистрис Фаган, высказывалась:

– Добрый Пастырь никогда не покинул бы жителей Гвениса, если бы они шли за Ним, как подобает примерным овцам. – Она пронизывала присутствующих взглядом маленьких глазок-бусинок. – Сбились с пути, должно быть, вот и привлекли Зверя. Кое-кто там, в Гвенисе, привечал Зверя. Кое-кто, а может, таких было несколько. Где-то в лесу занимались один Пастырь знает чем. Так оно и было, помяните мое слово.

Остальные соглашались, кивали и еще сильнее били себя ладонями в грудь.

Щеки у Алис горели, ее распирало от жгучего гнева. Но гнев тут же уступал место чувству стыда. Кто, как не сама Алис, привлек внимание Зверя? Это она бродила посреди ночи, это до нее дотрагивались пожирательницы душ. Она по-прежнему чувствовала прикосновения их рук на плечах, вспоминала некую связь между ними, проходившую сквозь нее от одной руки к другой. Она подумала тогда, что они красивые. И до сих пор так считала. А ведь эти существа убили ее маму и папу. Существа, прикоснувшиеся к ней и оставившие ее в живых.

– Чем они могли там заниматься в лесу? – выступила одна из женщин. – Развлекались со Зверем, вот чем.

За столом воцарилась полная тишина.

– Мистрис Харди, – темные глазки мистрис Фаган заледенели, – мы, ведомые Добрым Пастырем праведники, этого знать не можем, не так ли?

Последовало согласное бормотание, после чего внимание присутствующих переключилось на чай с лепешками.

Пока женщины вели разговоры, Алис молчала, но глаза ее были широко раскрыты, и она внимательно слушала, навострив уши, в точности как ее учил Паул. Она всматривалась в лицо Матери, по-прежнему неподвижное. Алис уже понимала, что Мать не одурачишь такими разговорами. Но если бы Мать знала, что Алис сделала – вернее, не сделала – в ту ночь, когда пришли пожиратели душ… Ладно, Алис отбросит прочь эту мысль. Она скоро переселится в Лэйкс, так или иначе переселится, убеждала она саму себя. И тогда ей не будет дела до здешних святош.

Прошло совсем немного времени после переселения детей Гвениса в Дефаид, и однажды Отец вернулся домой рано и объявил Матери и Алис, что верховный старейшина желает побеседовать с девочкой. Отец отвел девочку к старейшине, в самый большой дом в центре деревни, с широким побеленным крыльцом и яблоней в саду прямо во дворе. Верховный старейшина сам открыл дверь, и оказалось, что Алис впервые смотрит прямо на него. У старейшины был крупный ястребиный нос, и первое, что бросилось Алис в глаза, когда она подняла на него взгляд, это глубокая чернота у него в ноздрях.

Верховный старейшина провел Отца и Алис через прихожую прямо в безукоризненно чистую комнату, где стоял массивный, натертый до блеска деревянный стол. На столе лежала большая книга, а рядом стояло широкое кресло. Другой мебели в комнате не было.

– Дитя, – обратился к ней верховный старейшина, – тебе известно, почему ты здесь?

Алис не поняла, счел ли он ее маленькой глупышкой, неспособной понять, почему она вообще оказалась в Дефаиде, или имел в виду сегодняшний день. Она выбрала простой вариант:

– Отец сказал, что вы хотите меня видеть.

– А ты знаешь почему? – спросил верховный старейшина.

Алис покосилась на Отца, но он смотрел себе под ноги.

– Я… Я не знаю, – ответила Алис.

– Потому, дитя, что ты единственная, кто не спал, верно? Так нам рассказал торговец – тот, что привез тебя сюда. Он обнаружил, что ты гуляешь, в то время как остальные жители Гвениса были либо мертвы, либо спали. Это правда, или торговец солгал?

Алис напряженно соображала, какой ответ предпочел бы Паул. И пришла к выводу: чем меньше она скажет, тем будет лучше для Паула и для нее.

– Ага, я не спала.

– Почему же?

– Потому что я вообще не сплю. Я никогда не сплю.

– И родители позволяли тебе бродить по ночам?

Алис вспомнились женщины вокруг стола. Как же им хотелось узнать, чем жители Гвениса навлекли на себя беду! Алис почувствовала, что где-то в глубине ее существа крохотные семена обиды пустили ростки и расцвели пышным цветом. Невыносимо, чтобы этот огромный черно-белый человек со своими огромными черными ноздрями плохо подумал о маме и папе.