Елена Обухова - Человек за чёрной дверью

В отделении пока было почти безлюдно. Несмотря на трагедию, произошедшую на фабрике во время задержания потенциального убийцы, Соболев не стал снимать с комнаты за черной дверью наблюдение. Сутки только начались, и в этот раз полиция не могла позволить обвести себя вокруг пальца и отвлечь провокацией от реального преступления. По крайней мере, в глубине души он надеялся, что настоящее убийство из расследуемой ими серии еще только собирается там произойти, хотя пока факты говорили не в пользу этой версии.

Ни Петр Григорьевич, ни следователь Велесов еще не приехали, поэтому у Соболева была возможность переговорить с задержанным самостоятельно и наедине, но он не торопился это сделать, сам толком не зная почему. Соболев думал, что успел свыкнуться с мыслью «Федоров – маньяк», но оказалось, что все это время он надеялся на другой исход. Может быть, ради Кристины. Может быть, из личной симпатии.

Когда кофе в кружке закончился, стало нечем оправдывать собственную медлительность, поэтому, взяв с собой нужные бумаги, Соболев отправился на непростой для себя разговор.

Стоило открыть дверь и войти, как безучастный до того момента Федоров встрепенулся, поднял голову, повернул ее так, как делал всегда и как никогда не делали зрячие, и сдержанно заметил:

– Наконец-то, Андрей. Сколько можно тебя ждать?

– Сколько нужно, – буркнул Соболев, садясь за стол напротив и даже не удивляясь тому, что Федоров его узнал.

– Мы ведь не в твоем кабинете, да?

– И как ты догадался?

– Мы шли сюда иначе, здесь запах другой и акустика тоже, – отчитался Федоров. – Где мы?

– Это допросная комната.

– Вот как… И как же мы с тобой дошли до жизни такой?

– Надеюсь, ты мне расскажешь. Что ты делал на фабрике в три часа ночи?

– Это для тебя или для протокола? – уточнил Федоров невинным тоном.

– Все, что происходит и произносится здесь, записывается на видео и может быть использовано в суде.

– Ясно. Тогда для протокола: я хотел проверить, не прячет ли маньяк в комнате за черной дверью похищенного брата моей девушки.

– Я тебе сказал, что мы проверили комнату и там никого нет.

– Ну, может быть, я тебе не поверил. Или решил, что ребенка могли привезти туда после того, как вы проверили. У меня были основания бояться, что он может стать новой жертвой.

– Его никто не смог бы привезти сюда незамеченным, – заявил Соболев. – Мы наблюдали за комнатой круглосуточно!

Федоров удивленно приподнял брови.

– Вот как? Я думал, вы наблюдаете за каким-то там пустырем.

– Мы хотели, чтобы ты так думал.

На этот раз Федоров продемонстрировал свое удивление, едва заметно склонив голову набок.

– Ты снова думаешь, что я убил этих людей? Это уже который раз?

– Поверь, теперь у меня гораздо больше оснований. Где ты был двадцать третьего апреля две тысячи тринадцатого года?

Федоров едва заметно вздрогнул, услышав дату, пальцы его рук, лежащих на столе, непроизвольно сжались.

– В тот день я попал в аварию…

– Отвечай по существу! – прикрикнул Соболев.

– Ты знаешь, что я не могу! – не сдержался и Федоров. – Я не помню тот день!

– Неужели? Тогда зачем ты недавно ездил в Озерки?

Федоров отшатнулся, как будто его ударили, и не нашел, что ответить. Даже на его не слишком выразительном лице отразился испытанный испуг. Он и задышал иначе: глубоко и шумно.

– Думал, мы не узнаем? – едко усмехнулся Соболев, чувствуя, как тяжелый ком в груди обрастает колючими шипами. Да что же с ним такое? – Думал, за тобой все так хорошо подчистили, что никто никогда не сможет рассказать, что ты был там в тот день?

– О чем ты говоришь?

– О твоем отце. Или брате. Кто там из них нашел нужные рычаги, чтобы надавить на следствие? Чтобы никто никогда не узнал, что ты приехал в ту маленькую славную гостиницу за пару часов до того, как там случилась массовая резня? Что там произошло, Влад?

– Я не помню, – процедил Федоров, все больше теряя свое фирменное спокойствие с налетом равнодушия и надменности. – Я лишь недавно предположил, что мог быть там, поэтому и поехал. Я пытался понять…

– Ты ли убил всех этих людей? – подсказал Соболев.

– Я никого не убивал!

– Откуда ты знаешь? Ты ведь не помнишь .

Федоров стиснул зубы и низко склонил голову, упрямо мотая ею из стороны в сторону.

– Я никого не убивал, – повторил он почти шепотом. – Я не мог… Зачем мне?

– Хороший вопрос. Нурейтдинов считает, что там и тогда кто-то пытался вызвать демона. Представляешь? Насколько больным ублюдком надо быть, чтобы верить в подобное? Чтобы убивать ради этого?

– Это глупость какая-то, – пробормотал Федоров. Теперь он больше не мотал головой, лишь едва заметно покачивался вперед-назад, почти полностью теряя контроль над собой. Оставалось немного.

– Ты был в том подвале?

– Я не помню…

– Ты был в том подвале?!

– Да! – он вдруг вскинул голову, как будто пытался посмотреть на Соболева, но его взгляд остался пустым, расфокусированным. – Да, я был там! Но я никого не убивал! Они уже были мертвы!

– И кто же тогда их убил?

– Человек в черном балахоне! Я видел его там!

– Да? И почему же он не убил тебя?

Федоров заметно растерялся, как будто до сих пор ему не приходило в голову задаться этим вопросом.

– Я не знаю. Может быть, мне удалось от него сбежать…

– Никому не удалось, а тебе удалось, да? – фыркнул Соболев.

– Тогда я не был так беспомощен, – едко парировал Федоров, внезапно снова обретая равновесие и почву под ногами. Он вновь сел прямо, и теперь только тяжелое дыхание выдавало его возбужденное состояние.

– Ладно, предположим, – согласился Соболев. – Предположим, тогда ты оказался просто случайным свидетелем. Но… что ты вообще там делал? Зачем туда поехал?

– Она попросила…

– Надежда Пирогова? Сестра Татьяны?

– Да.

– Вы давно были знакомы? Что вас связывало?

– Я не помню.

– И это не помнишь? Черт побери, как удобно!

– Если ты действительно так считаешь, то ты ни хрена не понимаешь в амнезии, – огрызнулся Федоров. – Не понимаешь, что такое блуждать в собственной голове и везде натыкаться на пустоту и запертые двери. Задавать себе те же вопросы, что сейчас задаешь ты, и не знать на них ответа. Это даже больший ад, чем кромешная темнота вокруг, которая теперь со мной навсегда.

Соболев стиснул зубы и заставил себя снова посмотреть на руки Федорова, чтобы заглушить голос сочувствия. На его руках еще оставались бурые пятна – следы подсохшей крови. Такие же были на его верхней одежде, которую забрали на экспертизу. Было и так понятно, что это за кровь, но требовалось зафиксировать все, как положено.

– Что произошло на фабрике? – нарочито спокойно поинтересовался он, меняя тему. – После того, как ты постучал в дверь и даже не попытался войти внутрь комнаты, в которой якобы мог находиться похищенный ребенок.