Алина Реник - В лабиринтах вечности

Араб, покаянно прикладывая руку к сердцу, склонился в глубоком поклоне.

— Я не хотел обидеть, Саеда! «Саеда» означает «госпожа»! Вы — моя госпожа!

— Боже, что за страна такая?! Опять госпожа!

— Да! Вы — госпожа!

— Не надо говорить «Вы», мне не сорок лет!

Он чуть заметно улыбнулся — понял, больше она не будет плакать, а это половина дела, — но не ответил, а, продолжая таинственно улыбаться, сказал:

— Я знаю, что ты попросила сегодня у Жука «Исполняющего Желания» в сувенирной лавке.

— У меня было два желания…

— Да, я знаю. Первое желание было быстрое, как солнечный ветер! Ты не думала над ним — это твоя жизнь. Ты спросила: «Я хочу знать кто я?»

«Точно!» — обомлела Настя, но, глядя на него, подумала, «Это желание естественно для ребенка, который вырос в сиротском доме. Он просто обо мне много знает, вот и все! Но откуда?».

Мягко сверкнув глазами, араб озвучил ее второе желание.

— Ты сказала: «Я хочу знать Тайну Исхода. Имя того фараона, что погиб, догоняя евреев».

— Ой! — у нее подкосились колени… С открытым ртом Настя так и присела на край столика, совершенно при этом, не заметив, что села на приготовленные для нее угощение — пахлаву и медовые булочки.

Растерянно, совершенно обескураженная спросила:

— Ты умеешь читать мысли?

— Нет, я их не читаю, я их вижу, как мыслеформы, они возникают у меня в голове. — Гордо сказал голубоглазый. И недоверчиво покосившись на Настю, спросил: — А разве, госпожа нет?

— Что нет? — Она смотрела на него с явным недоумением. — Что нет?!

— Разве ты не видишь чужие мысли? — теперь он смотрел на неё — в глазах мелькало и недоверие, и боязнь ошибиться.

Она задумалась: «Ну конечно бывало, что я догадывалась, о чем думает собеседник, но так, наверное, могут все, это просто — сопоставляя факты и слова, понимаешь, о чем думают другие».

— Нет, это могут не все! — Голубоглазый прервал её. Его глаза почему-то стали искриться какой-то особенной гордостью, превосходством, что ли? (наверное, да!)

Да, да… глаза теперь были сине-голубые, и в них было именно превосходство над обычными людьми, над их несовершенством.

Насте вдруг показалось, что она не совсем здорова…

«А, может, я сплю?! И все это снится мне?»

— Нет! — Голубоглазый опять же ответил на её мысли, глядя как-то сквозь неё, — Не спишь! Это не сон! Хотя… Сон — это всего лишь наше желание. Мы выбираем линию жизни, а сны выбирают для нас пути. Единственное, сны запаздывают! Только у избранных они приходят всегда в нужное время. Во снах мы можем встретить Его!

— Кого? — боязливо шепнула Настя, такое в арабе было благоговейное преклонение перед этим неведомым «Его», что у неё мороз застрял под лопатками.

— Высший Разум Светлых Сил!

— А… — потянула она, думая при этом: «Ну, вот теперь все ясно! Он — псих!»

Араб лишь холодно посмотрел на нее, да так, что она мысленно съежилась, «Ой, он же понимает». Но Голубоглазый оглянулся на стоящих чуть поодаль арабов, зачем-то кивнул им, они отступили вглубь комнаты и, скрестив руки на груди, застыли как стражи у входа в гробницу.

Голубоглазый пристально всматриваясь в нее, выискивая, какие-то отметины на ее лице, тихо сказал:

— Я буду говорить, а ты …

— Что я?

— Ты просто слушай. Не стремись понять. Понимание придет после, когда всё, что я скажу из непонятных сейчас фраз и словесной мозаики, выстроится в одну линию и появится четкий красивый рисунок, может пройти день, два, а может и вечность. Но возможно уже завтра утром ты проснёшься с ясной головой, с ясными мыслями — и мир станет совсем другим — открытым для тебя! И ты постигнешь его полностью. Возможно, открытие произойдет сейчас, — он с надеждой посмотрел на нее. Правда, ее испуганное лицо остудило его пыл, и он закончил совсем безрадостно и неторопливо:

— Мне очень многое тебе нужно рассказать! Ты готова?

Она насторожилась — пугала некая взаимосвязь, ведь все было не случайно, а чей-то злой умысел. За ней следили, были ее тенью, даже в музее кто-то из них с ней был рядом, и в усыпальнице Нефертари, и всё это было неслучайно!

— Да, да, не случайность, — кивнул он, а она сжалась (как ужасно, когда кто-то вот так легко проникает в твой мозг и мысли!) А голубоглазый продолжил, — И старушка, что продавала книгу в Ташкенте, и водитель, который привез вас на базар — это тоже не случайность, — дополнил он, — а ещё портье в гостинице…

— Как и он? Какой ужас! — Настя потной ладонью провела по лбу — испарина, жарко.

И опять она понимала, что всему виной именно она, но зачем?

Ничего не спросила, а он ответил:

— Затем, что знаешь многое!

— Я?!

— Твое присутствие здесь для нас всех — опасно!

— А?! — Настя чуть не поперхнулась (где-то внутри шевельнулась гордость «Я знаю многое!», но тут же и умерла эта глупейшая мысль. «Что я могу знать такого, что опасно для людей?») — И кому может быть выгодна моя смерть? «Кому выгодно?»

— Ты задаешь правильный вопрос: «Cui prodest? — Кому выгодно?» Араб так же просто перешел на латинский язык, как с английского на русский.

Настя удивленно спросила:

— И латинский язык…?

— Знаю многие языки, но лучше всего древние, те, что сегодня называют «мертвыми языками». Латинский, аккадский, и, конечно же, древнеегипетский. — И, помолчав, он добавил, — так же, как и ты, Саеда.

— Я…? как… я? Я не знаю… — Настя опять потянула, но уже побоялась даже подумать, что он сумасшедший, лишь посмотрела на него исподлобья и мысленно спросила:

«Кому же выгодна моя смерть?»

— Черным! — просто ответил он.

«О, да! Это понятно — здесь все черные!» — подумала, вновь забыв, что он читает ее мысли, как с листа. Было как-то непривычно, что он видит ее изнутри или наоборот — она в банке, как стрекоза, а он ее разглядывает — и всё-то про нее уже знает! И покраснев, мысленно добавила: «прости, я не хотела».

— Нет, — араб подхватил ее мысль, — я неверно выразился, я хотел сказать, не в смысле черные: негры или арабы, а в смысле — Темные силы!

— Начинается! Ещё скажи Черная магия! — буркнула она.

— Я бы сказал, но не буду. Единственное могу сказать, что то, что европейцы называют Черной и Белой магией — ты знаешь, и имеешь к этому самое прямое отношение! Всё в магии в Белой или Чёрной основывается на тех знаниях, которыми ты владеешь…, но пока…

— Халас! Халас! Халас! — Настя, рассекая воздух рукой, чуть ли не плача, выкрикивая единственное известное ей арабское слово «Всё! Всё!», пыталась остановить весь это бред. Русские слова, казалось, так не обрывали и не выдернули бы ее из штопора, как это звонкое арабское слово: «Халас!». Оно казалось ей таким хлестким и понятным для него — для араба, что она истерично кричала:

— Халас! Халас! Всё! Я не хочу слышать! Не хочу ничего знать! Халас! Халас! Я историк, археолог! Я приехала с одной единственной целью — прикоснуться к святым для меня местам, я хочу увидеть всё, понимаешь, всё, что связано с Рамсесом вторым! И больше ничего! Халас! Я хочу найти того фараона, того, что мог, подчеркиваю, мог быть фараоном «Исхода»! Но я не имею никакого отношения к магии! Ни к Белой! Ни к Черной! Я даже никогда гадальных карт в руках не держала! Боюсь гадать!