Алекс Норт - Тени теней [litres]

Калитка висела на одной старой петле и царапнула по земле, когда я открыл ее. Айлин бросила на меня колючий взгляд, и, направляясь к ней по дорожке, я невольно опустил голову.

– Доброе утро, миссис Доусон.

– А оно и вправду доброе?

Айлин вернулась к своему занятию, одной рукой придерживая дверь, а другой прижимая к ней тряпку, которой терла ее с такой яростью, что я почти ожидал услышать хруст продавленного дерева.

– Давай выходи, парень! Пора в школу, – крикнула она в дом.

Немедленной реакции не последовало. Я неловко постоял там несколько секунд, наблюдая за ее работой. У ее ног стоял флакон с каким-то моющим средством.

– У твоих ничего этой ночью не случилось? – спросила вдруг Айлин.

Вопрос застал меня врасплох – я и понятия не имел, что она имеет в виду. Через секунду – восприняв, очевидно, мое молчание как признание какого-то рода вины, – мать Джеймса подозрительно посмотрела на меня.

– А сам-то ты ночью на улицу не выходил?

– Миссис Доусон?

– Не разевай на меня рот, парень! Так выходил или нет?

– Нет.

Она оценивающе уставилась на меня. И после того, что показалось вечностью, покачала головой и опять перевела взгляд на дверь.

– А кто-то, видать, все-таки да… Наверняка кто-то из вашей дебильной компашки решил подурачиться.

Прежде чем я успел произнести еще хоть что-нибудь, в дверях появился Джеймс, осторожно пробравшись мимо матери, словно та была наэлектризована и его могло ударить током, если б они соприкоснулись.

– Пока, па! – крикнул он в глубь дома. – Люблю тебя!

Откуда-то из самой глубины дома донесся ответ Карла:

– Тоже тебя люблю!

Выйдя на улицу, я выждал, пока мы с Джеймсом не окажемся за пределами слышимости.

– Все в порядке?

– Угу.

Что было определенно враньем, но мне не хотелось и дальше развивать эту тему. Когда подъехал автобус, Джеймс забрался в него первым. Я всегда вел нас обоих на второй ярус, к сиденью в самом хвосте автобуса – поскольку казалось, что нам просто полагается сидеть там в нашем возрасте, – но сегодня Джеймс предпочел занять свободные места в середине первого яруса. Когда дверь закрылась и автобус тронулся с места, мы некоторые время сидели там в молчании. И хотя мне не хотелось сходу расспрашивать Джеймса, что произошло, слова Айлин по-прежнему вызывали у меня любопытство.

«У твоих ничего этой ночью не случилось?»

– Что делала твоя мать? – спросил я.

– Мыла дверь.

– Угу, сам видел. В смысле, зачем?

Джеймс замешкался.

– Ты ничего не слышал? – наконец произнес он. – Ночью?

Я еще раз об этом подумал. Насколько припоминалось, я спал как убитый.

– Да вроде нет.

– Точно?

Вид у Джеймса был такой же усталый, как у меня. Но еще и испуганный.

– Не знаю, – сказал я. – А что я должен был слышать?

Но в ту же секунду Джеймс отвернулся и стал смотреть в окно на мелькающий мимо блеклый пейзаж.

– Ничего.

– Ну да. Вот ничего я и слышал.

– Кто-то стучал в дверь. Ты этого не слышал?

– Чтобы кто-то стучал? Нет.

– Ну ладно тогда.

– Ты хочешь сказать, что ты слышал?

– Нет, это просто моя мать так говорит. Кто-то молотил в дверь посреди ночи. Она жутко разозлилась, потому что это ее разбудило. – Джеймс пожал плечами, едва заметным, робким движением. – Так что она и нас с папой растолкала. Правда, там никого не было. Я думал, может, это ей просто почудилось, вот только утром на двери было кое-что. Потому-то она там и возилась – отмывала ее.

– Отмывала от чего?

И опять Джеймс не ответил. Интересно, подумал я, знает ли он вообще что-нибудь – да и было ли там что-либо в принципе. Айлин здорово пила, и она не из тех людей, которые готовы признаться, если что-то неправильно поняли. Было легко поверить, что ночью она вообразила себе какой-то шум, излишне переполошилась, а мыла утром дверь, только чтобы показать, что была права.

Автобус свернул с двухполосной магистрали и стал пробираться мимо заброшенных заводов, дышащих на ладан магазинов и заколоченных домов.

Джеймс что-то буркнул себе под нос, что я не совсем уловил.

– Что-что? – переспросил я.

– Кровь.

Он все еще не сводил взгляд с унылой картины за окном, и его голос звучал так тихо, что я едва его слышал.

– Она сказала, что на двери была кровь.

В наши дни

Констебль Оуэн Холдер внимательно разглядывал дверь дома моей матери.

– И что это по-вашему? – спросил он.

– Не знаю. Похоже на кровь.

– Ну да, пожалуй. – Он склонил голову набок. – Наверное.

Я и сам слишком часто употреблял это слово и, услышав его теперь, почему-то ощутил раздражение. На двери красовались три смазанных алых пятна, каждое размером примерно со сжатый кулак, и они резко выделялись на фоне белой краски, тускло отсвечивая в утреннем свете. Если и в свете фонарика это было далеко не самое аппетитное зрелище, то сейчас при их виде я натурально ощутил дурноту. Они уже начали высыхать, и рядом успела пристроиться парочка мух.

– По-моему, это определенно кровь, – сказал я.

– А раньше их не было?

– Такое ведь не проглядишь, верно?

– Да, – согласился Холдер. – Думаю, что нет.

Потом он выпрямился, засунув руки в карманы, и нахмурился, словно не до конца понимая, что по этому поводу предпринять. Я тоже не понимал. Я долго не решался вызвать полицию и постепенно пришел к мысли, что это по крайней мере может потерпеть до утра. Но теперь, независимо от результатов, я был рад, что так и поступил. Отметины на двери были явно какого-то рода посланием, и пусть даже я пока не совсем понимал его суть, это пугало меня сильнее, чем я был готов признать.

Я даже не пытался опять лечь спать после того, как проснулся от того стука. Вместо этого проверил, заперты ли в доме все окна и двери, а потом уселся в темноте на кровати своей матери, слегка приоткрыв занавески, чтобы было видно улицу. Наблюдал за ней, пока тишина не стала звенящей. И хотя никого снаружи не было – никаких признаков жизни в поселке вообще, – у меня все равно возникло неуютное ощущение, будто за мной тоже наблюдают.

Это чувство не оставляло меня и сейчас.

Холдер длинно, медленно выдохнул, а потом бросил взгляд в сторону ведущей к улице дорожки. Его явно терзали сомнения.

– Даже не знаю, что и сказать, мистер Адамс… Да, это, несомненно, вандализм. И я понимаю, что это может вас раздражать. Но никакого реального ущерба не причинено. Это наверняка лишь чья-то дурацкая шутка.

«Наверняка кто-то из вашей дебильной компашки решил подурачиться».

Несмотря на теплое утро, от этих припомнившихся вдруг слов по спине у меня пробежал холодок. Но Холдеру на вид было лет двадцать восемь самое большее, и я предположил, что он слишком молод, чтобы знать о произошедших тут много лет назад событиях. Можно было бы сделать попытку объяснить, но казалось, что потребуется слишком много слов, дабы полностью ввести его в курс дела. И даже если б я так и поступил, то реальное значение того, на что мы оба смотрели, все равно до конца понял бы только тот, кто испытал нечто подобное на собственной шкуре.