Ольга Шивер - Страшные истории [litres]

Это наша команда и собиралась в ту ночь проверить.

Мы крались как мыши, тихо-тихо, по шажочку. Дрожа от страха и сгорая от любопытства.

Наконец, мы вплотную приблизились к ветхому зданию и затаились возле одного из его окон. Каждый из нас теперь превратился в слух.

Неожиданно ночную тишину разрезал тихий стон, больше похожий на рык животного. А в следующий миг я увидел, как из узенького окна цокольного этажа, расположенного почти вровень с землёй, высунулась тонкая бледная рука с длинными грязными ногтями и схватила за ногу стоящего рядом Митьку.

Мы все тогда очень испугались. Митька старался высвободиться, но призрачная рука не отпускала его.

От страха не зная как поступить, я сделал первое, что пришло в голову: стал топтать руку ботинком. Остальные ребята тоже не растерялись и принялись тянуть друга назад. Только так нам удалось освободить Митьку из цепкой хватки монстра.

В тот момент нам было страшно до одури. Забыв про все предосторожности, мы сломя голову неслись подальше от свинарни.

Самым жутким было то, что когда я пытался помочь Митьке, то успел мельком увидеть лицо этого призрака. Мертвенно белое, с налитыми кровью глазами и спутанными чёрными волосами. Оно врезалось в мою память навечно.

Разумеется, наше исчезновение не осталось незамеченным в деревне. И нас с ребятами уже ждала толпа разъярённых родственников во главе с моей бабушкой.

Нашим словам тогда никто не поверил, но влепили по первое число так, что ж#па горела ещё долго.

После случая на свинарне то жуткое существо ещё ни раз приходило ко мне в ночных кошмарах, но со временем всё забылось.

Эта история случилось очень давно. Больше двадцати лет назад. А сейчас я приехал в деревню разбираться с бумагами после смерти бабушки.

Переступив порог дома, с которым было связано столько детских воспоминаний, меня охватила сильная ностальгия, и я решил разыскать Митьку и остальных ребят.

Тем же вечером я пошёл в дом, где раньше жил Митька. Я узнал его сразу. Это было то же простое доброе лицо, как и раньше. Только заметно округлившееся и обросшее щетиной.

Старый друг обрадовался встрече и сразу пригласил меня в свой дом, где наспех сварганил закуску и поставил пузырь с облепиховой настойкой на стол.

Весь вечер мы вспоминали детство, болтали о прошедших годах, Митька рассказывал, как сложилась жизнь у других ребят из нашей компании.

Когда речь зашла о том случае на свинарне, лицо товарища изменилось и он ощутимо занервничал.

– Не люблю я об этом вспоминать. История гнилая, если честно… Там, ну на месте свинарни, строить что-то хотели… – нехотя признался Митька. – Короче, никакое это не привидение было и не чудовище. Сторож этот… он не сторож был, короче.

– А кто? – не понял я.

– Убийца он был. Ненормальный псих. Никто его туда не нанимал. Он молоденьких девчонок ловил, а потом привозил туда… на свинарню эту чёртову. Не знаю, что именно он там с ними делал, да только живыми они обратно уже не возвращались… Когда строители свинарню снесли и стали фундамент рыть, больше двадцати тел нашли.

– То есть ты хочешь сказать, что в ту ночь это была… – я не смог договорить, слова застряли в горле, а по спине побежали мурашки.

– Да. Я до сих пор в ужасе вспоминаю эти события… Она пыталась спастись, а мы… Но как мы могли знать? Да и кто бы нам поверил? Хорошо, что на ублюдка этого тогда не наткнулись, а то и не знаю, сидели бы мы тут с тобой или нет.

– А с ним что? С маньяком этим? Нашли?

– Нет. Он в документах ни в каких не числился. Это только мы считали, что он сторож. Строить там недавно стали. Этому маньяку тогда лет шестьдесят было, а сейчас уж не меньше восьмидесяти быть должно.

После таких новостей разговор у нас с Митькой уже не клеился. Да и говорить в общем-то больше не хотелось.

Наспех попрощавшись и поблагодарив старого друга за угощение, я ушёл.

Теперь эта несчастная женщина снова приходит в мои сны почти каждую ночь. Она тянет ко мне свои бледные худые руки, перепачканные в грязи, и молчит. В её налитых кровью глазах читается упрёк, что я не смог ей помочь в ту жуткую ночь.

Дверь со стуком распахнулась, и в дом вломились двое мужчин, в которых Эмма узнала своих односельчан, обычно помогавших деревенскому судье.

– Что вам нужно? Отца нет дома… – растерянно пролепетала молодая девушка, застигнутая врасплох в собственном доме.

– Эмма Нортон, вы обвиняетесь в колдовстве и сговоре с Дьяволом! – произнёс напористый уверенный голос.

Двое мужчин расступились, пропуская вперёд седовласого епископа в церемониальных одеждах и деревенского судью Филлипа Саймона, на их лицах читалось благоговейное почтение.

– Но… но я не понимаю… – в глазах Эммы читался неподдельный ужас.

– Обыскать дом! – отдал мужчинам распоряжение судья Саймон.

– У нас имеются свидетели, утверждающие, что видели вас в лесу, танцующую в объятиях Дьявола! – продолжал епископ.

– Но я не ведьма! – в страхе взмолилась Эмма.

– Тогда что это? – ехидно спросил судья Саймон, извлекая откуда-то из-под камина небольшой сверток грязной ткани.

Бесцеремонно швырнув находку на обеденный стол, судья поддел ткань ножом, и на поверхность посыпались мелкие камушки с вырезанными на них символами.

– Теперь у нас достаточно доказательств твоих грязных дел, ведьма! – закричал Саймон, – Схватить ведьму!

Двое односельчан, знакомых Эмме ещё с раннего детства, подхватили девушку под руки и безучастно поволокли к выходу.

– Но это не моё! Я даже не знаю, что это такое! – запротестовала девушка.

– Ты отправишься в тюрьму, ведьма! И когда мы получим твоё признание, ты подвергнешься священному огню. Только он сможет очистить твоё тело от скверны! – напоследок изрек судья Саймон, а затем покинул дом Нортонов.

Оказавшись в темном холодном подземелье тюремного здания, сидя на сыром земельном полу с остатками вытоптанной соломы, Эмма горько рыдала и была готова сойти с ума от страха в ожидании своей участи.

– Лучше не спорь с ними… признайся во всём, что они потребуют… – услышала девушка голос позади себя.

Эмма вздрогнула и обернулась: до этого момента она считала, что находится здесь одна.

В дальнем углу темницы сидела женщина. Её лицо покрывали многочисленные ссадины, а правый глаз застилало распухшее синее веко, сорочка женщины была пропитана кровью, сочившейся из глубокой раны на её предплечье.

– Дай мне воды… пожалуйста… – простонала несчастная.

– Да, сейчас, – Эмма взяла деревянную плошку с мутной водой, стоявшую неподалёку от толстой дубовой двери, и дала её измученной пленнице. – Вот, выпейте.

Женщина протянула руки вперёд, но её кисти безвольно повисли и не шевелились, вместо ногтей на пальцах остались лишь кровавые раны. Эмма вскрикнула от ужаса и чуть не выронила плошку.