Вики Филдс - Умирать не больно [litres]

– Почему ты задаешь идиотские вопросы, будто ведешь безумное расследование? – спросил он. Я отняла руку от лица и выпрямилась. И хотя Аспен был выше меня на целую голову, от гнева почувствовала себя мощнее, больше.

– Что, ты думаешь, я ничего не чувствую? – Его обвинение задело даже сильнее, чем слова Ноя, сказанные ранее. – Тебе тоже кажется, будто я забыла, что я человек? Тоже думаешь, что я робот, который не может испытывать человеческие чувства?

– При чем тут…

Я отрезала:

– Ты прав! Да, я хочу знать, кто это сделал, чтобы такого больше не повторилось!

Аспен на мгновение сжал зубы, затем зло произнес, глядя на меня в упор:

– У меня для тебя фиговая новость, Кая Айрленд: ты ни черта не можешь сделать, хоть тебе и кажется, что ты центр всего. И даже если б ты могла как-то исправить ситуацию в будущем… – Он качнул головой, будто отгоняя безумную мысль, затем шагнул назад. – Сьюзен все равно уже не вернуть.

Аспен смотрел на меня так выразительно, как на безумное бесчувственное животное. Это длилось лишь миг, но даже секунды хватило, чтобы меня обуяло странное ощущение. Не гнев и не ярость. И даже не боль, с которой я связана теснее, чем ребенок с пуповиной матери. Аспен покачал головой, решив, что говорить со мной – пустая трата времени, и широким шагом пересек комнату. Выходя за дверь, он оставил ее незапертой.

Когда он исчез, необходимость стоять прямо отпала. Я прислонилась спиной к стене и зажмурилась. По щекам покатились слезы.

Ты не прав, Аспен, не прав.

Я накрыла ладонями лицо.

– Он ошибается.

Я смогу во всем разобраться, я смогу что-то сделать. Мне просто нужно больше времени. Мне нужно собраться с мыслями. Мне нужен Ной. Прямо сейчас. Да. Я извинюсь за то, что использовала его (но пусть он тоже извинится за неприкрытое давление).

Я отлепилась от стены и почти бегом бросилась из комнаты, но прямо в шаге от двери врезалась в Ноя. Он быстро сориентировался, удержав меня на месте, но тут же отпустил.

– Что случилось? – Ной явно только что проснулся: светлые волосы распушились, халат был небрежно завязан на талии, из-под серых пижамных штанов торчали босые ноги. Ной будто услышал, как мысленно я зову его, почувствовал, что мне плохо. Бессмыслица.

– Кая? – Он вопросительно посмотрел на меня, но мое зрение вдруг расфокусировалось. Я попыталась сморгнуть пелену, попыталась сказать: Я ничего не вижу . Тщетно. Ной кончиками пальцев коснулся моих волос, осторожно заправил их за уши и взял мое лицо в ладони.

«Это снова происходит?» – кажется, спросил он, и вместе со звуком его голоса я внезапно ощутила такую невероятную боль, будто из меня вытягивают жизнь.

Я вцепилась в халат Ноя, силилась попросить о помощи, но не могла ничего произнести. Задыхаясь, я говорила ему взглядом, что умираю, что это снова повторяется, но тут мои ноги подкосились, и Ной, прижимая меня к себе, опустился вместе со мной на пол.

Затем весь мир исчез, и я наконец-то умерла.

Спустя целую вечность я услышала мелодичное пение. Оно становилось громче, а затем затухало, вновь становилось громче и опять затухало.

– Мое солнышко осталось в прошлом… Яркое солнышко светит в мое окно, и я не могу зажмуриться, иначе забуду ее лицо… Ты мой храм… Стань моим воспоминанием о лучшем… Когда я умру, уложи меня в гроб из стекла. Когда я сделаю последний вдох, выдохни вместе со мной… Я больше никогда не совершу в этом мире ни зла, ни добра – я буду лежать в стеклянном гробу под землей.

Я открыла глаза, и тело пронзила невероятная боль. Никакого солнышка. Никакого пения. Ной жует пирожок, стоя рядом с ванной. Увидев, что я очнулась, он запихал его в рот, тут же склонился ко мне и, погрузив руки по локоть в ледяную жидкость, поднял меня. Его лицо было совсем близко.

– Сейчас будет больно.

Я схватила Ноя за плечи. Через секунду почувствовала, как напряглись его мышцы, а мое тело в очередной раз испытало болезненный спазм – это кто-то невидимый вонзил мне в позвоночник металлический штырь. Я прикусила губу, но даже не успела моргнуть, как муки прекратились. Я стояла на коврике перед ванной и шумно дышала, откашливая воду. Страх новой боли заставил меня внутренне сжаться, но ничего не случилось. Я наконец смогла перевести взгляд на Ноя. Он отошел к небольшому узкому шкафчику, стоящему у противоположной стены, и вернулся с полотенцем.

– Это не больно, – сказала я. – Умирать не больно.

Он накинул мне на плечи полотенце, грустно вздохнув.

– Не больно, потому ты еще не связана с Ледой Стивенсон. Как только привяжешься к ней, станешь умирать по-настоящему.

– Она снова попыталась убить себя, да? – спросила я.

Ной взлохматил мои волосы и сказал:

– Да. Я вовремя увидел тебя, успел схватить до того, как ты перевалилась бы через перила и полетела вниз.

– И что случилось бы тогда? – спросила я, изучая его лицо так пристально, что смогла бы сосчитать каждую веснушку на носу, каждую ресничку.

– Что? – удивился он вопросу. Мы были преступно близко, но я с вызовом повторила:

– Я спрашиваю, что случится, если я упаду с лестницы. Прямо сейчас пойду и сделаю это – что случится тогда?

Он опустил взгляд, и я увидела между его бровей морщинку, будто он подбирал нужные слова.

– Ничего, – наконец ответил он, а затем взглянул равнодушно. – Ничего не случится. Ты не можешь умереть.

Я покачала головой.

– Но это невозможно.

– А что возможно? – спросил он бесстрастно. Я опять покачала головой, и Ной пожал плечами. – Правильно. Ты ничего не знаешь. Вот и молчи, ничего не отрицай. Ты не можешь умереть, пока не спасешь Леду Стивенсон. А она не может себя убить.

Последние его слова я едва расслышала. Ной, пользуясь моим молчанием, вдруг накинул мне на голову полотенце и нежно помассировал кожу. Затем промокнул волосы. Когда через пятнадцать секунд он отстранился, я спросила:

– Что это было только что?

– Просто.

Просто, – повторила я про себя.

Странный он человек. У него все так просто и легко. И с ним тоже легко.

Со вздохом я отстранилась от Ноя, который смотрел на меня внимательнее обычного, будто силился узнать, о чем я думаю, и подошла к зеркалу. Я хотела знать, как на меня влияет смерть Леды Стивенсон.

Ной остановился за моей спиной и с притворной скукой заметил:

– Странно, но ты не выглядишь расстроенной из-за того, что услышала.

– Я не расстроена. Я зла.

Никаких травм на запястьях и шее, кроме моих собственных. Старые выпуклые шрамы, но я отвела взгляд и встретилась глазами с Ноем. Он снисходительно улыбнулся, пожав плечом:

– Злой ты тоже не выглядишь.

Пожалуй, он прав, но я очень давно научилась контролировать выражение лица. Я нахмурилась. Значит ли это, что я… перестаралась? Неужели, если запереть чувства глубоко внутри, они могут умереть? Может быть, поэтому Аспен так разозлился на меня – он почувствовал это?