Ребекка Шеффер - До мозга костей [litres]

– Ударь еще раз. Прямо по отверстию.

Нита так и сделала. От удара сломались две костяшки – послышался хруст костей. Но стекло тоже разбилось, по нему пошло еще больше трещин. Маленькие кусочки откалывались и падали на пол. Нита исцелила свои поврежденные кости и нанесла еще один удар, а затем еще один. С этим ударом кулак пробил стекло насквозь.

Их накрыло градом осколков. Ковит закрыл голову и зажмурился; Ниту бросило вперед, и она вывалилась из камеры на груду стекла. В тело вонзилось просто невероятное количество осколков – слава богу, болевые рецепторы все еще были отключены. Нита зажмурилась и закрыла рот. Стекло было повсюду. И кровь тоже – она чувствовала ее щекотание, когда та пробегала по волоскам на ее руках.

– Нита! – совсем близко прозвучал голос Ковита. Послышался хруст стекла. – Ты в порядке?

Нита кивнула – не хотела открывать рот, чтобы в него не попало стекло. Она почувствовала, как руки Ковита сомкнулись на ее запястьях, и он помогает ей подняться. Пошатнувшись, она встала на ноги и ощутила, что он чем-то стряхивает осколки стекла с ее волос. Затем этот предмет с лязгом упал на пол.

– Теперь можешь открывать глаза, – мягко сказал Ковит.

Нита так и сделала. Все помещение было в крови и осколках. Ими было усыпано и все ее тело.

Нита оглянулась на разбитую стенку камеры. По крайней мере, она больше никогда не вернется в эту тюрьму.

Ковит действительно плохо переносил боль.

Когда Нита в секционном зале промывала его рану дезинфицирующим средством, он заскулил и вцепился пальцами в край стола. Растрепанные волосы спадали на залитое кровью лицо и прилипали к нему.

Нита уже переоделась в чистую одежду, которую нашла в соседней комнате. На ее старых вещах было очень много осколков, и она боялась, что они могут попасть в рану Ковита, когда она будет наклоняться и наносить швы.

Когда игла вошла в кожу первый раз, Ковит тихо застонал. Маленькое острие встретило небольшое сопротивление, но Нита не останавливалась. Прежде чем начать, она вымыла руки в раковине, но уже через несколько секунд они снова стали кроваво-алыми.

– Я удивлена. Я всегда думала, что занни более устойчивы к боли, – сказала Нита, пытаясь завести разговор, чтобы хоть как-то отвлечь Ковита.

– Моя устойчивость к боли прямо пропорциональна тому, когда я в последний раз питался болью и сколько ее потребил.

Нита перестала шить и уставилась на него.

– В самом деле?

Его глаза были закрыты, брови нахмурились.

– Да.

Что ж, это интересно.

Она продолжила зашивать и спросила:

– Почему так?

– Не знаю. – Его дыхание было прерывистым, под глазами залегли темные круги. – Я не ученый. – Он облизнул губы. – Но…

– Что?

– Я думаю, это связано с голодом. – Ковит замялся. – Ты знаешь, что происходит, когда занни не ест боль?

– Нет, – орудуя иглой, ответила Нита.

– Голод для нас… он не такой, как у людей. Нам становится больно. Сколько бы боли мы ни причинили в последний раз, мы начинаем чувствовать ее сами. Сначала слабо, затем все сильнее и сильнее, а если мы все так же не едим, она становится всепоглощающей и усиливается до тех пор, пока что-нибудь, обычно сердце, не выдерживает напряжения.

Нита остановилась и посмотрела на него: его лицо исказила гримаса боли.

– Это не очень хороший исход, – наконец сказала она.

Ковит пожал плечами и поморщился.

– Такова жизнь.

Внезапно осознав, что она просто смотрит на него, Нита сразу же продолжила шить. Игла входила и выходила, и теперь рана уже меньше походила на кровавую пасть, а больше напоминала жутковатую улыбку куклы из фильма ужасов.

– А если поесть боли, это поможет ускорить исцеление?

Он фыркнул.

– Если бы. Пользы не больше, чем от сбалансированного питания.

Очень жаль.

Она накладывала швы с точностью эксперта. Всю жизнь Нита изучала тела, разрезала их на части, а иногда собирала воедино для демонстрации или продажи. Это был первый случай, когда она работала с живым человеком, и она была весьма довольна своей работой.

Нита взяла бутылку, сделала большой глоток и протянула ее Ковиту. Допив воду, он отбросил пустую бутылку в сторону. Вставая со стола, поморщился и подковылял к раковине. Брызнув на лицо немного воды, которая сразу стала красной и стекла назад в раковину, он посмотрел на свою порезанную окровавленную футболку и направился к двери.

– Мне нужно взять новую рубашку, и можем уходить, – обернувшись, сказал он.

Нита последовала за Ковитом в соседнюю комнату; ее беспокоило то, как он дрожит при ходьбе.

Парень склонился над корзиной для белья, но затем вдруг повернулся, поднял бровь и одарил Ниту слабой дразнящей улыбкой.

– Я не смотрел, как ты переодевалась.

Она покраснела и отвернулась.

– Извини.

Ее взгляд блуждал по комнате и наткнулся на монитор, который показывал кучу стеклянных осколков, а затем зацепился за столик и стул. Нита нахмурилась. На столике стоял большой металлический ящик. Если бы раньше там было что-то подобное, она бы это помнила. Ноги непроизвольно понесли ее к ящику. Она замешкалась. Замка не было, но он был закрыт.

– Ковит, что это?

Он подошел ближе, поправляя новую чистую футболку на месте раны.

– О, это ящик с вещами Рейес. Обычно она держала его в мастерской. Наверное, это Хорхе и Ренцо перенесли его сюда.

– Почему ты не сказал о нем раньше, когда мы искали деньги?

Ковит пожал плечами.

– Потому что в последний раз, когда я его видел, на нем был замок. И я знаю, что внутри. Это не деньги.

Ните стало любопытно, и она откинула крышку. В ящике хранилось множество предметов, но наличных не было. Кипа бумаг, сотовый телефон, два ультрафиолетовых фонарика, которыми охранники успокаивали зеброполосого вампира, черные перчатки и еще несколько вещей.

Нита взяла верхний лист бумаги и увидела список имен, дат и характеристик.

– Что это?

– Списки клиентов и потенциальных клиентов. Всех, кто приезжал сюда.

Нита положила бумаги и осмотрела остальные предметы.

– А это?

– Наверное, вещи, имеющие отношение к клиентам и товарам. Рейес всегда хранила вещи, которые могли понадобиться на случай появления клиентов определенного типа. – Он поднял перчатки. – Думаю, для единорога. Ведь при отсутствии телесного контакта единороги не могут украсть душу. Точно не знаю.

Нита немного замешкалась и взяла еще один лист бумаги.

– А это? – спросила она и застыла.

Это была ее фотография. Нита стояла на фоне заката, а солнце отражалось в воде. Она вспомнила это фото, сделанное в последний день пребывания во Вьетнаме. И хранилось оно в ее телефоне.

Сердце Ниты забилось быстрее.

Что здесь делает фотография из ее телефона?