Анатолий Даровский - Часы бьют полночь [СИ]

Забегаловка осталась позади. Сейчас они летели по дороге вдоль парка, по центральной улице. Прохожие шарахались от двух девочек, несущихся, как от пожара. Приходилось лавировать, чтобы не сбить кого-то. Одно радовало: движение тут всегда было оживлённым, а значит…

Олю осенило.

— Остановка!.. — выпалила она. — Точно! Туда!..

Метрах в ста от них возвышался неприметный серый павильон, покосившийся от старости. В такое время суток на автобусной остановке дежурила только пара старух — никаких очередей и давки. К павильону как раз подъезжала «гармошка».

Каким бы быстрым ни был волк, он не сможет догнать автобус. Не сможет же?

Попробовать в любом случае стоило. Что им ещё оставалось?

— Ты гений, — выдохнула на бегу Наташа и резко свернула в сторону павильона. Оля рванулась за ней, едва не сбив прохожего.

Автобус шипел, зазывая раззявленными дверями в тёплое, душное даже в такую погоду нутро. Наташа первой взлетела по ступенькам, зашарила по карманам в поисках проездного, встревоженно оглянулась на Олю.

— Забирайся!

За спиной протяжно зарычали. Слишком хрипло и низко, чтобы этот рык мог принадлежать нормальному животному. У Оли подкосились ноги.

Она шагнула было к автобусу. Уже даже успела нашарить деньги. Но мороз пошёл по коже, будто сегодняшний снегопад забрался под одежду: что-то схватило её за подол куртки.

Оля сразу поняла, что. Точнее, кто.

Догнал-таки.

— Ну давай! Чего ты, — взволнованно поторопила её Наташа, такая маленькая и бледная на фоне ярких автобусных боков. Водитель укоризненно глянул на Олю из своей кабинки: мол, чего задерживаешь, забирайся или уходи.

Волк не пытался атаковать. Он просто держал её подол, держал крепко, будто самой его целью было не напасть, но остановить. Может, так и было. Может, зверь пытался разделить их. Может, преследовал иные цели.

Кто знает.

Нужно было вырываться. Сражаться с ужасом, что подступал к горлу и мешал дышать. С отчаянием, рвущимся изнутри. С проклятой кинофобией, из-за которой всё началось и из-за которой, похоже, закончится.

Оля рванулась вперёд. Молча, быстро, безнадёжно. Плотная ткань пуховика затрещала.

— Девушка, вы, кажется, за гвоздь зацепились… — протянула какая-то бабка, но та её не слушала. Гвоздь? Интересно, откуда бы здесь взяться гвоздю? Висеть в воздухе?

Пока Оля не видела тварей, она и не замечала, каким нелогичным бывает окружающий пейзаж.

Вперёд. Ещё вперёд. Ещё. На ватных ногах, с трудом шевеля цепенеющим от ужаса телом. Она даже смогла сделать ещё полшага: хватка слабела, ткань трещала, готовая порваться, но на куртку Оле было уже всё равно. Есть вещи поважнее одежды.

Волк рыкнул и дёрнул на себя. Она качнулась. Всё происходило мучительно медленно.

— Вы едете или нет? — резко спросил водитель.

Где-то внутри натянутые, как струны, нервы отдались напряжением, назойливым, точно зубная боль. Даже слова вымолвить не получилось. Оля рвалась вперёд как сумасшедшая, пыхтела и сжимала губы, но со стороны казалось, будто она просто стоит на месте.

Пуховик затрещал снова.

На миг ей показалось, что она почти свободна.

Миг оказался слишком краток.

— Так, ну всё, с меня хватит. Хорош холод надувать, и так метель собачья, — громко произнёс водитель. Оля в последний раз рванулась вперёд — и двери захлопнулись у неё перед носом.

Она только и успела, что встретиться взглядом с испуганными глазами Наташи. В следующее мгновение автобус тронулся, увозя прочь бледную фигурку в цветастой курточке, замершую у самого входа.

Оля осталась на остановке, застыв, как дурацкая статуя у входа в парк.

Вариантов больше не было.

Как она вырвалась, Оля не помнила. Остатки самообладания исчезли за горизонтом вместе с удаляющимися очертаниями автобуса, и на их место пришла душащая паника. Из горла сам собой вырвался крик, переходящий в надрывный визг. Ноги всё-таки подломились.

Она в последний отчаянный раз рванулась вперёд и полетела в снег, на проезжую часть.

Когда красно-чёрный вязкий туман в голове рассеялся, Оля поняла, что бежит. Бежит, не разбирая дороги, так, что мышцы сводит от напряжения, а встречные пешеходы не просто уклоняются — шарахаются, как от бешеной собаки. По телу словно пробегали электрические разряды. Сердце колотилось адским колоколом.

Кажется, когда она упала, кто-то метнулся к ней. Кажется, спросил, в порядке ли она. Кажется, предложил помощь. Оля не помнила. Она продолжала рваться вперёд даже сейчас, когда хватка зубов волка уже не держала, и визжать на одной ноте.

Может быть, потому люди и шарахались.

Перед глазами плыло, а связки горели огнём. Пофиг! Ничего больше не существовало, кроме страха, и страх стал топливом, которое не давало ей упасть от изнеможения и толкало, толкало непонятно в какие дали.

Оля даже не понимала, куда бежит. Куда-то. Куда-то подальше.

В голове совершенно не было мыслей.

Она очнулась, только когда за спиной бухнула тяжёлая металлическая дверь, оставляя её в полумраке незнакомого подъезда. Резко пахло мочой. Лампочка, к счастью, в этот раз горела ровно.

Ещё несколько минут Оля просто стояла, прислушиваясь к едва различимому жужжанию лампы под потолком, и пыталась перевести дыхание. Мозг всё ещё плавился, а тело то и дело начинало колотить, но, как минимум, к ней понемногу начала возвращаться способность мыслить связно.

Зачем она так бежала?.. Понятно же было, что тварь не собирается ранить её и убивать. Иначе убила бы уже с десяток раз: чего ей стоит догнать паникующую, уже изнеможённую школьницу? Но нет. Оля была здесь, жива и здорова, а значит, цель волка состояла в другом.

Запугать? Возможно. Довести до состояния, когда она не будет соображать, что делает, и запросто согласится на любые условия?

Если так — с чего она думает, будто оторвалась?

Оля посмотрела по сторонам. Обыкновенный типовой подъезд. Безлюдный, душный, неприятно пахнущий. К счастью, без окон.

Выходить наружу было нельзя. Она опять оказалась в ловушке, относительно целая лишь до тех пор, пока кто-нибудь не решит войти в подъезд. А там убегать станет уже некуда: здесь второго выхода не видать.

С другой стороны, если волк не собирается убивать её…

Некстати вспомнился Гоша Фролов. Давнишняя стычка в гаражах, что закончилась его гибелью — гибелью чудовища, которым он стал. И фраза, произнесённая на ухо Женьке: «им» всё равно, в каком ты состоянии. Главное, чтобы жив был.

Убить волк, может, её и не убьёт… Где гарантия, что не покалечит? Он чудовище, падкое до «видящих», как и все сверхъестественные твари. Кто его вообще контролирует? Каков шанс, что он не слетит с катушек и не перегрызёт Оле горло?