Говард Лавкрафт - Ужас Данвича [сборник litres]

Отряду, который направлялся на крутой берег, надлежало, услыхав один свисток, взломать дверь и взять в плен всех, кто бы ни оказался за ней. Два свистка означали, что ему надо ворваться в подземелье и там сразиться с врагом или соединиться со своими.

Отряд, направлявшийся к каменному зданию, должен был действовать примерно так же: услышав один свисток, взломать дверь, услышав два – прорываться внутрь и соединяться с нападающими в подземелье. Сигнал из трех свистков означал незамедлительное возвращение резервного отряда и разделение его на десять и десять человек, которым следовало прорываться в подземелье через фермерский дом и каменный дом. Капитан Уиппл ни секунды не сомневался в существовании подземных помещений и не продумал запасного варианта. У него был при себе свисток с очень громким и пронзительным звуком, и он не боялся, что кто-то перепутает его сигналы. Лишь резервный отряд мог не расслышать сигнал, и тогда пришлось бы посылать к нему гонца.

Мозес Браун и Джон Картер отправились вместе с капитаном Хопкинсом на берег реки, а ректор Мэннинг должен был сопровождать капитана Мэтьюсона к каменному дому. Доктор Боуэн и Эзра Уиден оставались в распоряжении капитана Уиппла, чтобы с ним вместе штурмовать фермерский дом. Атаку решили начать, как только гонец от капитана Хопкинса принесет капитану Уипплу известие о готовности капитана Хопкинса и его отряда. Тогда капитан Уиппл дунет в свисток, и все отряды начнут действовать. Около часа ночи три отряда покинули ферму Феннеров. Один отправился сторожить пристань, другой – искать дубовую дверь, и третий, разделившись на два отряда, – захватывать два дома на ферме Карвена.

Элеазар Смит, который был в первом отряде, сделал в своем дневнике запись о беспрепятственном переходе и долгом ожидании, прерванном один раз далеким сигналом, а потом странным приглушенным рычанием, криками и последовавшим за ними взрывом в том же направлении. Позднее один из его людей как будто расслышал далекие выстрелы, и еще позднее сам Смит услыхал, как содрогнулся воздух от громовых слов.

Незадолго до рассвета к ним прибежал измученный гонец с диким взглядом, от одежды которого исходил зловещий и непонятный запах, и он сказал, чтобы все тихо расходились по домам и думать забыли о ночной экспедиции и о том, кого называли Джозеф Карвен. Было в этом человеке что-то такое, что убедило рейдеров лучше всяких слов, хотя он служил обыкновенным матросом, как остальные, и многие его знали, но только душа у него стала после этой ночи другая, и он до конца жизни предпочитал держаться в стороне от людей.

То же самое было с другими рейдерами, которых отряд Смита встретил позже и которые прошли через зону ужаса. Все они изменились, то ли потеряв, то ли приобретя что-то почти неуловимое и невыразимое. Они увидели, или услышали, или почувствовали что-то не предназначенное для смертных и не могли об этом забыть. Никому они не сказали ни слова, видно, даже самый естественный человеческий инстинкт имеет определенные пределы. От гонца всему отряду Смита передался невыразимый страх, запечатавший им уста. Почти ничего не узнали от них люди, и дневник Элеазара Смита – единственный письменный документ, оставшийся от экспедиции, которая началась в таверне «Золотой лев» в звездную весеннюю ночь.

Чарльз Вард тем не менее отыскал косвенные свидетельства в письмах Феннеров, обнаруженных им в Новом Лондоне, где, как ему стало известно, проживала другая ветвь этой семьи. Из дома Феннеров была неплохо видна соседняя ферма, и, похоже, они смотрели вслед рейдерам. Потом они услышали злой лай карвенских собак и первый сигнальный свисток. За ним последовала новая вспышка света над каменным домом, и сразу же раздался второй сигнал, после чего до них донеслись приглушенные выстрелы и ужасный крик, который Люк Феннер изобразил в письме как «Вааахррр – Р’вааахрр». Было в этом крике что-то такое, чего нельзя передать никакими буквами, и Люк Феннер приписал, что его мать потеряла сознание, заслышав его. Потом крик повторился еще раз, но уже не так громко, снова стали стрелять из мушкетов, и на реке прогремел взрыв.

Примерно через час испуганно залаяли собаки, и земля как будто начала качаться, по крайней мере зазвенели подсвечники на каминной полке. Появился сильный запах серы, и отец Люка Феннера заявил, что слышит третий сигнал, хотя никто больше его не слышал. Опять раздались приглушенные выстрелы, и кто-то закричал негромко, но страшнее прежнего, правда, это был даже не крик, а отвратительный кашель самых разных видов, идущий глубоко из горла, который на крик был похож только тем, что продолжался невыносимо долго и был громким.

Потом на месте фермы будто вспыхнуло пламя и появилась огненная фигура. Отчаянно закричали люди. Затрещали мушкеты. Она упала на землю. Появилась вторая огненная фигура, и опять завопили люди. Феннер записал, что он даже расслышал несколько слов, выкрикнутых в отчаянии: «Защити, Всемогущий, агнца Твоего!»

Опять начали стрелять, и вторая фигура тоже упала. Примерно три четверти часа стояла тишина. А потом маленький Артур Феннер, братишка Люка, крикнул, что видит «красный туман», который поднимается к звездам от проклятой фермы. Никто, кроме малыша, его не видел, но Люк заметил, что как раз в этот момент их трех кошек, которые были в комнате, охватил панический страх, отчего они выгнули спины и шерсть встала у них дыбом.

Через пять минут подул ледяной ветер, и воздух наполнился таким нестерпимым зловонием, что только благодаря сильному ветру с моря никто не заметил его ни на берегу, ни в деревне Потюксет. Ничего подобного Феннеры не знали раньше, но они испытали непонятный страх, словно стояли на краю разверстой могилы. И сразу же они услышали ужасный голос, который им не забыть до самой смерти. Он гремел с неба, словно наступил день Страшного суда, и когда он стих, слышно стало, как звенят стекла в окнах. Голос был низкий и звучный, властный, как музыка большого органа, но злой, как запретные книги арабов.

Никто не понял слов, потому что они были произнесены на незнакомом языке, но Люк Феннер все же попытался записать их так, как услышал: «ДИИСМИИС – ДЖЕШЕТ – БОНИДОСИФИДЬЮВИМА – ЭНТТИМОСС». До самого 1919 года ни один человек не находил в этой записи ничего интересного, и Чарльз Вард первым узнал слова, которые Мирандолла с дрожью назвал самым ужасным заклинанием в черной магии, и побелел от ужаса.

На этот дьявольский вызов ответил человек, нет, целый хор человеческих голосов с фермы Карвена, после чего к зловонию примешался еще какой-то нестерпимый запах. Послышался вой, совсем непохожий на прежние крики, который то становился громче, то почти затихал. Временами в нем даже удавалось различать отдельные звуки, но не слова, а один раз он перешел в ужасный истерический хохот. Вопль беспредельного ужаса и ярости вырвался из десятков человеческих глоток, и он был отлично слышен, несмотря на глубину, из которой поднялся, а потом наступили тьма и тишина. Едкий дым клубами поднимался в небо, закрывая звезды, хотя нигде не было никакого пожара, и на другой день все постройки на ферме Карвена стояли, как стояли там прежде.