Говард Лавкрафт - Ужас Данвича [сборник litres]

Помещение, в котором он оказался, было примерно четырнадцати футов в высоту до середины свода и десяти или двенадцати футов в ширину. Пол был выложен огромными каменными плитами, а стены и потолок покрыты штукатуркой. О площади помещения судить он не мог отчасти из-за темноты. На некоторых арках, но не на всех, он разглядел двери в колониальном стиле, то есть из шести деревянных панелей.

Пересиливая ужас, внушаемый ему вонью и нескончаемым воем, Виллетт принялся осматривать арку за аркой, находя за ними комнаты с куском каменного свода наверху, средних размеров и непонятного предназначения, но почти во всех он замечал камины, устройство которых наверняка заинтересовало бы инженеров. Никогда прежде и никогда потом ему не доводилось видеть таких инструментов или отдельных частей инструментов, которые валялись кругом в накопившихся за полтора столетия пыли и паутине. Не вызывало сомнения, что их разбросали нарочно, вероятно рейдеры. Во многих комнатах он не замечал никаких следов пребывания нынешних людей. Наверное, здесь Джозеф Карвен ставил свои первые и самые примитивные опыты.

В конце концов Виллетт отыскал более или менее современное помещение, по крайней мере, то, в котором недавно жили или работали, так как в нем имелись керосиновые горелки, книжные стеллажи, столы, стулья и шкафы, а также письменный стол, заваленный старинными и современными рукописями и документами. Свечи и керосиновые лампы стояли повсюду, и, найдя коробок спичек, Виллетт зажег те из них, что не были использованы до конца.

Когда стало светлее, Виллетт понял, что находится в кабинете-библиотеке Чарльза Варда. Многие книги он уже видел прежде, да и мебель в основном переехала из дома на Проспект-стрит. То тут, то там ему попадались на глаза знакомые вещи, и вскоре в этой привычной обстановке он даже как будто забыл о шуме и стонах, которые здесь были слышнее, чем возле лестницы.

Он уже давно решил, что первым делом постарается отыскать документы, имеющие отношение к болезни Варда, в частности те, что Чарльз нашел когда-то за портретом в доме на Олни-корт. Во время поисков доктор понял, какую непосильную задачу взвалил на свои плечи. Он брал одну папку за другой, и все они были до отказа заполнены бумагами со странными рисунками и не менее странными писаниями, так что наверняка потребовались бы месяцы, если не годы, чтобы расшифровать их и прочитать. Неожиданно ему попалась пачка писем из Праги и Рагузы, как он сразу же понял, от Орна и Хатчинсона, которую он сунул в портфель, чтобы забрать с собой.

Наконец в запертом шкафчике красного дерева, украшавшем когда-то дом Варда, Виллетт обнаружил бумаги Карвена. Ему хватило одного взгляда, чтобы узнать их, ведь Чарльзу один раз пришлось, хотя и без особой охоты, показать их ему. Молодой человек, по-видимому, намеренно хранил их отдельно от остальных бумаг и в точности в том виде, в каком отыскал за панелью на стене, потому что все названия, которые запомнили рабочие, тут присутствовали, разве что исчезли бумаги, адресованные Орну и Хатчинсону, а также ключ к шифру. Все это тоже переместилось в портфель, после чего Виллетт продолжил обыск. Поскольку Виллетта больше всего беспокоило душевное состояние молодого Варда, то он искал в основном документы недавнего времени и с удивлением обратил внимание на одну странность. Эта странность заключалась в том, что он почти не находил страниц, исписанных нормальным почерком Чарльза, а что касается двух последних месяцев, то таких не было вообще. С другой стороны, целые груды бумаг были заполнены архаичным почерком, неотличимым от почерка Джозефа Карвена, хотя относились они к нынешнему времени. Очевидно, Чарльз много тренировался в подделке почерка старого колдуна и весьма в этом преуспел, доведя свою имитацию до совершенства. Никаких писаний третьего человека, то есть доктора Аллена, здесь и в помине не было. Если он в самом деле возглавлял работу, то, вероятно, заставлял молодого Варда служить ему писцом.

В материалах последнего времени довольно часто мелькала мистическая формула, или скорее пара формул, и Виллетт запомнил их раньше, чем завершил хотя бы половину работы. Они представляли собой две параллельные колонки, из которых левая была увенчана стародавним символом под названием «Голова дракона», используемым в календарях для обозначения восхода солнца, а правая – знаком «Хвост дракона», используемым для обозначения захода солнца. В целом все выглядело примерно так, и почти бессознательно доктор отметил, что вторая половина представляет собой всего лишь повторение первой, но только с переставленными строками и написанными в обратном порядке буквами. Исключением были последние «слова» и страшное имя Йог-Сотот, которое он уже знал в разных написаниях из других рукописей, прочитанных им в связи с этим страшным делом. Вот эти формулы – в точности эти, и Виллетт может это подтвердить. Первая чем-то поразила его и до тех пор не давала покоя, пока он не вспомнил ее, просматривая свои записи об ужасных событиях прошлогодней Страстной пятницы.

Эти формулы попадались доктору так часто, что, сам того не замечая, он стал повторять их про себя.

Наконец он решил, что добыл достаточно материалов, и прекратил поиски до того времени, когда ему удастся привести сюда скептиков-психиатров для более тщательного осмотра помещений и документов. А пока ему надо было отыскать лабораторию. Оставив портфель в освещенной комнате, доктор вновь отправился во тьму коридора, под сводами которого ни на минуту не утихал глухой пугающий стон.

Следующие несколько комнат, в которые ткнулся доктор, были или пусты, или заставлены полусгнившими деревянными или свинцовыми гробами довольно зловещего вида. Доктор был до глубины души потрясен размахом деятельности Джозефа Карвена. Он вспоминал исчезнувших рабов и матросов, оскверняемые во всех частях света могилы и положившую всему этому конец экспедицию, которая бог знает что увидела в подземелье, а потом решил, что лучше ему ни о чем не думать. Неожиданно справа от себя он увидел еще одну каменную лестницу и предположил, что она должна вести в одну из дворовых построек Карвена, возможно, в знаменитый каменный дом с окнами-бойницами, если принять за аксиому, что первая лестница начиналась в фермерском доме.

Неожиданно стены словно раздвинулись, и вонь и стоны стали слышнее. Виллетт оказался в просторном зале, таком большом, что фонарик оказался бессилен его осветить, и он пошел дальше от одной неохватной колонны к другой, державших на себе потолок.