Говард Лавкрафт - Ужас Данвича [сборник litres]

Армитейджу пришло в голову, что язык, на котором писали Уэйтли, может быть тайным языком какого-нибудь запрещенного культа, сохранившего его с давних времен и унаследовавшего множество обрядов и традиций от сарацинских колдунов. Впрочем, он не считал эту мысль очень важной, ибо не обязательно знать происхождение символов, если, как он подозревал, они используются в качестве шифра на современном языке. Он был убежден, что, принимая во внимание количество текста, писавший вряд ли взваливал на себя лишние трудности в виде чужого языка, если только не вносил в текст формулы и заклинания. И доктор Армитейдж пошел в наступление на рукопись, предварительно решив, что ее язык может быть только английским.

Доктор Армитейдж знал, благодаря неудачам своих коллег, что загадка и трудная, и сложная, и бесполезно даже пытаться применять к ней простой ключ. Всю вторую половину августа он пополнял свои знания криптографии, используя богатые ресурсы своей библиотеки и проводя ночь за ночью в тайнописях «Poligraphia» Тритемия, « De Furtivis Literarum» Жанбатисты Порты, «Traite des Chiffres» Де Виженера, «Cryptomenysis Patefacta» Фальконера, трудов Дэвиса и Тикнесса восемнадцатого столетия, а также более или менее современных авторитетов, таких как Блейр, фон Мартен и «Kryptographik» Клюбера. Перемежая изучение книг с атаками на рукопись, он в конце концов пришел к выводу, что имеет дело с одной из самых хитрых и остроумных криптограмм, в которой многие листы расположены как таблица умножения, и смысл текста скрыт за произвольными ключевыми словами, известными лишь посвященному. Более старые авторитеты оказались полезнее современных, и Армитейдж сделал вывод, что код рукописи принадлежит далекой древности и, несомненно, изменялся под влиянием экспериментаторов-мистиков. Несколько раз он думал, что разгадка совсем близко, и его вновь отбрасывали назад непредвиденные препятствия. Потом наступил сентябрь, и тучи рассеялись. Определенные буквы в определенных частях рукописи были точно и безошибочно идентифицированы, и оказалось, что текст действительно писан по-английски.

Вечером второго сентября, взяв последний высокий барьер, доктор Армитейдж в первый раз прочитал большой кусок из писаний Уилбера Уэйтли. Это на самом деле оказался дневник, в чем никто не сомневался, и его стиль ясно демонстрировал одновременно оккультную эрудицию и абсолютное невежество странного автора. Едва ли не первой доктор Армитейдж расшифровал запись от двадцать шестого ноября 1916 года, которая его очень обеспокоила. Он вспомнил, что Уилберу в то время было три с половиной года, а выглядел он на все двенадцать или тринадцать.

«Сегодня изучал АКЛО для Субботы, – читал он, – и, похоже, на нее отвечают из гор, а не из воздуха. Кажется, тот, что наверху, обгоняет меня быстрее, чем я думал, и, похоже, у него совсем нет земных мозгов. Убил пса Джека, принадлежавшего Эламу Хатчинсу, когда он чуть было не укусил меня, и Элам сказал, что убил бы меня, если бы мог. Думаю, он не убьет. Вчера вечером дед заставлял меня повторять формулу ДХО, и мне показалось, что я видел внутренний город возле двух магнетических полюсов. Пойду туда, когда земля очистится, если смогу правильно сказать формулу ДХО-ХНА. Те, что из воздуха, сообщили мне в субботу, что пройдут годы, прежде чем я смогу очистить землю. Наверное, дед уже умрет к тому времени, так что надо получше запомнить углы уклонов и все формулы между ИР и НХХНГР. Те, что извне, помогут, только им не стать видимыми без человеческой крови. Тот, что наверху, вроде такой, как надо. Я вижу его немного, когда делаю правильный знак или кидаю в него порошком Ибн Гази, и он похож на тех, которые бывают в Вальпургиеву ночь на Горе. Другое лицо, наверное, сотрется немного. Интересно, каким я буду, когда земля очистится и на ней не останется ни одного человека. Тот, который пришел с субботней АКЛО, сказал, что я могу стать больше похожим на тех, что извне, если буду как следует работать».

Когда наступило утро, доктор Армитейдж был в холодном поту от страха и бессонной ночи. Он ни на минуту не отрывался от дневника, дрожащими руками торопливо переворачивал страницу за страницей в свете электрической лампы и едва успевал расшифровывать записи. Испуганный, он позвонил жене и сказал, что не придет домой, а когда она принесла ему из дома завтрак, он не смог проглотить ни ложки. Весь следующий день он продолжал читать, недовольно останавливаясь, только если требовался новый шифр. Ленч и обед ему принесли в библиотеку, но есть он был не в состоянии. В середине следующей ночи он заснул в своем кресле, однако вскоре его разбудили кошмары, почти такие же ужасные, как правда об угрозе человечеству, которую он разгадал.

Утром четвертого сентября к нему заглянули профессор Райс и доктор Морган и ушли от него с посеревшими лицами и дрожа от страха. Вечером он лег в постель, но почти не спал. В среду, на другой день, доктор Армитейдж возвратился к рукописи и принялся выписывать из нее куски расшифрованного текста. Вечером он поспал немного в мягком кресле, не покидая свой кабинет, но еще до рассвета вновь засел за рукопись. Незадолго до полудня его врач доктор Хартвелл зашел к нему и стал настаивать на отдыхе. Доктор Армитейдж отказался, заявив, что для него жизненно необходимо прочитать дневник до конца, и обещал все рассказать в свое время. Вечером, едва стемнело, он закончил свою страшную работу и, измученный, откинулся на спинку кресла. Принеся ему обед, жена обнаружила его в полукоматозном состоянии, однако он был в сознании настолько, чтобы прогнать ее, едва заметив, что ее глаза прикованы к заметкам, которые он делал в последние дни. С трудом поднявшись, доктор Армитейдж собрал их, запечатал в большой конверт и положил во внутренний карман пиджака. Ему хватило сил добраться до дома, однако он так явно нуждался в медицинской помощи, что тотчас вызвали доктора Хартвелла. Когда доктор уложил его в постель, он все шептал и шептал:

– Господи, что же делать?

Доктор Армитейдж заснул, однако в течение следующего дня часто терял сознание. Хартвеллу он ничего не объяснил, однако, приходя в себя, настаивал на срочной встрече с Райсом и Морганом. Другие его высказывания были совершенно непонятны окружающим, ибо он со страхом сообщал о том, что кого-то надо уничтожить в запертом доме, или делал еще более фантастические заявления о грядущем уничтожении земных людей, животных и растений какой-то ужасной старой расой из другого измерения. Он кричал, что мир пребывает в опасности, так как Старый Народ пожелал обезлюдить его и перетащить на другую планету или в другую фазу пространства, из которой он выпал много вечностей назад. В другое время он требовал принести ему «Necronomicon» и «Daemonolatreia» Ремигия, где он надеялся отыскать некую формулу, с помощью которой сможет предотвратить беду.