Кларк Смит - Дверь на Сатурн [сборник litres]

В ту ночь я спал плохо: нервы и разум были напряжены до предела из-за неясных предчувствий и догадок о немыслимых опасностях, о великолепии и необъятности запредельного мира. На следующий день, рано утром, едва только солнце поднялось над горами Невады, я возвратился на Кратер Ридж. С собой я захватил охотничий нож, револьвер, полностью набитый патронтаж, рюкзак с бутербродами и термос с кофе. Прежде чем отправиться в путь, я заложил уши ватой, пропитанной новейшим анестезирующим раствором, слабоконцентрированным, но эффективным, который оглушил меня на несколько часов. Таким образом, думалось мне, я буду защищен от деморализующего воздействия музыки огненного фонтана. Я задержал взгляд на отдаленной панораме и пологих вершинах гор, спрашивая себя, увижу ли я их когда-нибудь снова. Затем, с бьющимся сердцем, но решительно, как человек, бросающийся с отвесной скалы в бездонную пропасть, я встал между двумя серо-зелеными камнями.

В целом мои ощущения оказались схожими с ощущениями Энгарта, описанными им в своем дневнике. Будто некий порыв ветра или стремительный поток подхватил меня, швырнул во мрак и безбрежную пустоту и закружил вихрем. Какое-то время, которое мне трудно определить, меня несло куда-то по спирали. Я задыхался и был не в силах перевести дух в этом царстве небытия, пронзившем меня до костей своим холодом. Мне почудилось, что я вот-вот потеряю сознание и погружусь в бездну смерти и забвения.

Но вдруг что-то невидимое прервало мой полет, и я почувствовал, что недвижим, хотя и не знал толком, каково мое положение – вертикальное или горизонтальное – относительно преграды, в которую упирались мои ноги. Затем, словно гонимое ветром облако, мрак постепенно рассеялся, и я увидел заросший фиолетовой травой склон, двойной ряд спускавшихся к равнине каменных глыб и рядом две серо-зеленые колонны. А вдали – гигантский, стремящийся ввысь краснокаменный город, царящий над высокой пестрой растительностью.

Все выглядело так, как описал Энгарт, и тем не менее с первой же минуты я уловил не поддающиеся первому определению отличия, специфические детали и атмосферные элементы, к восприятию которых его рассказ меня не подготовил. Но в эти мгновения я был крайне потрясен возникшим видением и не мог задавать себе вопросы относительно характера этих отличий.

По мере того как я всматривался в город с его нагромождениями крепостных стен и башен и множеством высоченных шпилей, меня пронизывали невидимые нити какой-то скрытой притягательной силы и охватывало настойчивое желание познать тайны, которые заключали в себе эти массивные стены и несметное количество конструкций. Вдруг как бы вследствие какого-то импульса, природа и источник которого остались для меня загадкой, мой взгляд оторвался от равнины и устремился к высокому горизонту.

Так как, вероятно, у меня сложился очень ясный и четкий образ картины, нарисованной моим другом, я был изумлен и даже несколько взволнован, словно обнаружив в ней ошибку или неточность, когда заметил вдалеке сверкающие башни того, что являло собой еще один город, о котором Энгарт не сказал ни слова. Башни возвышались плотными рядами, простиравшимися на многие километры, подобно необычному вогнутому образованию, и четко выделялись на фоне темных туч, расходившихся по ярко-золотистому небу в виде мрачных зловещих фигур.

В отличие от привлекательных башен ближнего города эти далекие сверкающие шпили вызывали какую-то тревогу и отвращение. Я видел, как они вздрагивали и зловеще поблескивали, как нечто живое и подвижное, и вместе с тем у меня была уверенность в том, что это всего-навсего оптический эффект, вызванный необычностью атмосферы. А потом на какое-то мгновение черная туча позади них раскололась и ее щупальца превратились в наводящие ужас огненные дорожки.

Багровый свет погас, туча, как и прежде, оставалась неподвижной и мрачной, но из поднебесья, что над самыми высокими башнями, словно копья, нацеленные на равнину, вдруг брызнули красные языки пламени. Они жгли ее не менее минуты, а затем бесследно исчезли. Теперь между башнями я различил множество ослепительных движущихся точек, похожих на армию воинствующих атомов, и мне подумалось, а не живые ли это существа? Не покажись мне эта мысль столь невероятной, я мог бы поклясться в тот момент, что далекий город изменил свое положение и приблизился по равнине к другому.

Если бы не сверкание между тучами, языки пламени, вырывавшиеся из башен, и какое-то необычное дрожание, принимаемое мной за результат преломления лучей, весь пейзаж казался бы удивительно спокойным. В странной янтарной атмосфере над травами пурпурных оттенков и высокомерно пышной листвой неведомых деревьев витал тот дух спокойствия, который предшествует чудовищным судорогам земли. Тяжелое небо было как бы пропитано предчувствием какой-то космической угрозы и отягощено смутным отчаянием.

Встревоженный этой пугающей атмосферой, я обернулся и посмотрел на два столба, которые, по словам Энгарта, указывали обратную дорогу в человеческий мир. На мгновение мной овладело искушение повернуть назад. Когда же я снова окинул взглядом новый город, оно пропало в захлестнувших меня любопытстве и восхищении. Я испытал необычный восторг от грандиозности величественных сооружений; сами линии этих конструкций, благозвучие торжественной архитектурной музыки зачаровывали меня до безумия. Я не забыл о том, что побудило меня вернуться на Кратер Ридж, и стал спускаться с холма к городу.

Вскоре ветви желто-фиолетозого леса сомкнулись надо мной в виде свода гигантского собора, дрожавшая на фоне роскошного неба листва напоминала великолепные арабески. Время от времени за деревьями показывались стены цели моего путешествия. Но обернувшись и взглянув в сторону другого города на горизонте, я заметил, что его мечущие огненные молнии башни исчезли.

Между тем я видел, как огромные тучи все выше и выше поднимаются в небо и снова начинают багроветь, словно накаляемые космическими тепловыми излучениями. И если я ничего не слышал своими заложенными ватой ушами, то ощущал, как под ногами дрожит земля. В этих колебаниях было нечто странное, что действовало мне на нервы и не давало покоя своей назойливостью, такой же мучительной, каким бывает звук, когда царапаешь пальцем по стеклу или издаваемый каким-либо орудием пытки.

Как и Энгарт, я вышел на гигантскую мощеную дорогу. Я шел по ней в тишине, нарушаемой лишь раскатами неслышимого грома, и уловил другую вибрацию, более высокую, исходившую, наверно, от Поющего Пламени из возвышавшегося в центре города храма, она будто успокаивала меня, воодушевляла и подталкивала вперед, сглаживая своим нежным действием боль, возникающую в нервах после каждого мучительного удара грома.