Кларк Смит - Бог астероида [сборник litres]

Ошеломлённый, он поднялся на ноги. Говард с трудом теперь понимал, поддерживает ли он первоначальную скорость движения или идёт в два раза быстрее. Теперь он был точно уверен, что заблудился после всех изменений его маршрута в пересекающемся лабиринте пещер. Он спотыкался и едва не падал, постоянно наталкиваясь на стены туннелей, которые, казалось, смыкались вокруг него и становились всё более грубыми, с выступающими желваками кремния.

Сквозняк, дувший в лицо Говарда стал сильнее, в нём ощущался запах воды. Вскоре слепая тьма перед ним растворилась в холодном, синеватом мерцании, в котором проявились складчатые стены и потолок, сложенный из валунов. Это был естественный природный проход, по которому он сейчас следовал.

Говард вышел в огромную пещеру, похожую на зал, стены которого были сложены из какого-то мраморно-бледного камня, с искривлёнными столбчатыми формами. Мерцание, которое привлекло его сюда, оказалось своеобразной фосфоресценцией, порождаемой некими растительными образованиями, вероятно, лишайниками или примитивными грибами, которые росли густыми пучками, поднимаясь от пола на высоту человеческого роста. Растения были дряблыми и неприятными на вид. От их пухлых беловато-голубых стеблей тянулись недоразвитые ветви, с которых свисали гроздья бледно-фиолетовых плодов. Фосфоресцирующее свечение, которое исходило от всех частей этих растений, рассеивало мрак на небольшом расстоянии от них, и слегка освещало колонноподобные стены пещеры, уходящие в непроглядную даль.

Когда Говард проходил через заросли этих растений, он заметил, что у них не было корней. Казалось, что их можно легко опрокинуть одним прикосновением; но споткнувшись об одно из таких растительных скоплений, обнаружил, что они оказались упругими и достаточно прочными для того, чтобы выдержать вес человека. Без сомнения, они были хорошо прикреплены к гладкому камню, словно присосались к нему.

В середине пещеры, за высокими зарослями этих светящихся грибов, Говард обнаружил озерцо воды, питаемое тонкой струйкой, которая стекала сквозь мрак с высокого свода, куда не достигало слабое растительное свечение. Побуждаемый внезапной и яростной жаждой, он откинул с головы капюшон из мауффы и безрассудно принялся пить, невзирая на то, что вода была едкой и горькой, со странным минеральным привкусом. Затем, с хищным голодом человека, не евшего несколько дней, Говард стал рассматривать грушевидные утолщения высоких грибовидных растений. Он отломил одно из них от родительского стебля, сорвал мерцающую кожуру и обнаружил под ней мясистую мякоть. Аппетитный, перечный запах соблазнял Говарда попробовать её. Мякоть не была неприятной, и, забыв обо всякой осторожности (возможно, Говард немного рассердился из-за сверхчеловеческих испытаний, выпавших на его долю), он принялся поглощать её поспешными глотками.

Должно быть, растение содержало наркотические вещества, так как почти сразу же землянина охватила непреодолимая сонливость. Он пошатнулся, упал, и так и остался лежать на том же месте, в глубоком, тяжёлом ступоре без сновидений в течение неопределённого времени, которое показалось ему промежутком смерти между двумя жизнями. Говард очнулся с сильным чувством тошноты, страшной головной болью и ощущением безнадёжной, безысходной дезориентации.

Он снова выпил из горького озерца, а затем, с затуманенными чувствами, передвигаясь слабыми, неуверенными шагами, принялся искать другой выход из этой пещеры, чтобы не возвращаться в туннель, из которого он пришёл. Его разум был притуплён, похоже, от затянувшегося воздействия неизвестного наркотика, и Говард не мог выработать никакого сознательного плана действий, двигаясь под одним лишь воздействием животного импульса к бегству.

В противоположной стене пещеры он обнаружил другое отверстие, низкое, покрытое сталактитами, напоминавшими сломанные колонны. В отверстии царила стигийская тьма; и, прежде чем войти в него, Говард отломил бугристый стебель от одного из фосфоресцирующих грибов, чтобы использовать его как источник света.

Его последующие скитания оказались поистине бесконечными и кошмарными. Казалось, он попал в какой-то потрясающий лабиринт естественных пещер, сильно различающихся по размеру и пересекающихся друг с другом подобно невообразимым сотам. Это был отдельный подземный мир, лежавший за пределами изолированной металлом области обитания оумни.

Там были длинные, утомительно извилистые туннели, которые спускались в киммерийские глубины или поднимались под острыми углами вверх. Были узкие проходы с влажными натёками неизвестных рудных растворов, через которые Говарду приходилось ползти, подобно ящерице, на животе. На его пути оказывались дантовские пропасти, которые он обходил по скользким и опасным разбитым уступам, слыша далеко внизу угрюмые вздохи или сверхъестественный раскатистый рёв меркурианских подземных вод.

Некоторое время его путь вёл главным образом вниз, словно погружаясь в недра планеты. Воздух стал более тёплым и влажным. Наконец, Говард подошёл к отвесному краю неизмеримой бездны. Серебристые грибы, намного большие, чем все, что он видел до этого, словно гигантские деревья росли вдоль пропасти, по краю которой он следовал на протяжении многих миль. Они были похожи на фантастические монолитные сугробы; но их свечение не могло полностью осветить головокружительную глубину пропасти, над которой они росли.

Он не встретил ни одного оумни в этом нескончаемом мире ночи и тишины. Но после того, как Говард обошёл громадную пропасть и вновь начал подниматься, проходя по небольшим пещерам, ему периодически стали попадаться какие-то слепые, белые существа отталкивающего вида, размером с крысу-переростка, но без рудиментарного хвоста и даже без ног. В своём упадническом состоянии ума и тела он чувствовал примитивный страх перед этими существами, а не простое отвращение, которое они должны были бы обыкновенно вызывать. Однако твари были неагрессивны и медленно отступали от него. Однажды Говард случайно наступил на одно из этих существ и тут же отскочил прочь, завывая от испуга, когда оно тошнотворно задёргалось под его пяткой. Обнаружив, что он раздавил ему голову, Говард осмелел и стал колотить уродца металлическим стержнем, который он всё ещё нёс с собой. Он измолотил его в мягкую массу, которая всё еще дрожала как живая, а затем, охваченный звериным, первобытным голодом, позабыв все мучительно приобретённые предрассудки цивилизованного человека, опустился на колени и с бесстыдной жадностью пожрал эту массу. После этого, насытившись, он растянулся на камне и проспал много часов.