Элизабет Бир - Камуфляж

Первой его заметила Кэти. Он был почти голым, в одних лишь камуфляжных шортах и баскетбольных кроссовках. От плеч до лодыжек его бледную кожу покрывал черный лабиринт татуировок. Этим знойным сентябрьским вечером он успел вспотеть и блестел, будто фортепианная клавиша. Кэти схватила Мелиссу за рукав и потащила на пешеходный переход. Джина шла в трех шагах позади.

— Давайте посмотрим баскетбольный матч!

— Зачем? — тут Мелисса увидела, куда смотрит Кэти, и ахнула. — Черт побери, вот это тату! Издали можно за футболку принять!

Мелисса была родом из Бостона, но говорила без бостонского акцента.

— Тату — это еще ерунда, — сказала Кэти. — Ты на трицепсы взгляни!

Увидев ямочки с тыльной стороны его рук, Кэти тут же подумала, что, не будь он таким высоким, она могла бы облизать их, стоя на цыпочках, когда он поднял бы руки, чтобы получить пас. В лицо бросилась краска, во рту пересохло.

Мелисса наверняка подумала бы, что Кэти чокнутая, поэтому вслух о своих фантазиях она решила не высказываться.

Даже не принимая в расчет татуировку, этот парень обладал лучшей фигурой среди всех баскетболистов. Крепкий, мускулистый, удивительно подвижный при ускорениях и финтах, со светлыми волосами длиной до подбородка. Он пританцовывал, как боксер, разворачивался вокруг своей оси, прокидывал мяч между ног. Мускулы напрягались, словно канаты, когда он ловил мяч после отскока и подпрыгивал, воспаряя в воздухе. С локтей и подбородка слетали брызги пота, когда он бросал мяч. Трехочковый бросок шел по геометрически правильной дуге…

…Но в кольцо не зашел. Высокий чернокожий паренек лет восемнадцати смахнул мяч с дужки, со звоном ударив по кольцу рукой и тут же отпасовал вперед, но это было уже не важно. Кэти оглянулась на Джину.

— Боже, — довольно промурлыкала Мелисса, — как же я люблю Нью-Йорк!

Кэти ничего не могла на это возразить, и лишь утерла потный лоб подолом футболки.

Несмотря на то, что была уже середина сентября, погода стояла жаркая. Думать в такую погоду было тяжело, и даже после короткой прогулки ты уже чувствовал себя грязным с головы до ног.

Дома в Эпплтоне таких парней не встретишь.

Мелисса была высокой веснушчатой девушкой. Рыжие волосы она заплетала в два хвостика, напоминавших витую пряжу. У нее была привычка привставать на носки, из-за чего она казалась еще выше и, поднимаясь на поребрик, она нависала над остальными пешеходами.

— Кажется, там тенек… боже, вы только посмотрите!

Кэти подпрыгнула, но среди футболок ничего не увидела.

— Мел!

— Ой, извини.

Они пошли дальше в двух шагах впереди Джины. Мелисса оказалась права — им удалось найти тенистое прохладное местечко, откуда хорошо было видно игру. Когда они подошли к площадке, блондин встал напротив смуглого латиноамериканца в белой футболке и красных потрепанных кедах.

— Спорный мяч, — заметила Джина, пристраиваясь между Кэти и Мелиссой.

Парни одновременно взмыли в воздух. Их гибкие тела изогнулись, столкнулись, руки взметнулись вверх. Кэти увидела темные полосы на каждом пальце блондина, включая большой. То ли татуировки, то ли кольца — но разве можно играть в баскетбол в кольцах?

Латиноамериканец был выше, но блондин опередил его на пару дюймов. Крепко ударив по мячу пальцами, он выиграл его для своей команды. Затем он легко приземлился на полусогнутые ноги, перевел дух и, работая локтями, пригнулся.

Только теперь стало понятно, что он давно уже не юноша, а мужчина лет тридцати.

— Охренеть! — выдохнула Джина, которая обычно ругалась только по-испански. — Девочки, это же доктор Ш!

Днем в среду три непохожие друг на дружку первокурсницы, сидевшие в третьем ряду аудитории № 220, где преподавал Мэттью Шчегельняк, вели себя хуже обычного. Прежде они были типичными наивными первокурсницами без чувства юмора, которым постоянно приходилось напоминать, что ошибки — не конец света, и каждый человек им подвержен. Почти все эти девушки напоминали Мэттью молодых кошек: они так усердно старались выглядеть изящными и благородными, что ничего вокруг не замечали и то и дело бились головой в стену.

А потом злились, если ты это замечал.

Это было весело.

Сегодня же они посмеивались, пихали друг дружку локтями и передавали записочки. Мэттью едва не решил, что перепутал здание университета со школой и попал к старшеклассникам. Он поймал рыжеволосую девушку за передачей записки, оборвав на полуслове свою сорокаминутную вступительную лекцию о поэтах-романтиках (в данный момент — о Байроне и Скотте), и уставился на нее испепеляющим взглядом.

Ее веснушчатое лицо залила краска. Даже обгоревший на солнце нос покраснел. Вместо смешка у девушки вырвался сдавленный писк.

— Мисс Мартинчек, у вас, должно быть, уже сложилось четкое представление о творчестве Джоанны Бэйли?

Девушка покраснела так, что можно было решить, будто у нее апоплексический удар. Уставившись в конспект, она несколько раз резко мотнула головой.

— Нет, доктор Ш.

Мэттью Шчегельняк почесал нос маркером и поправил указательным пальцем очки. Он не был тираном, чтобы заставлять студентов зубрить его фамилию — даже ее упрощенное произношение, — а те студенты, что сами пытались ее выучить, обычно веселили его своими попытками ее произнести.

Вдобавок Мэттью был волшебником. Как человек, хорошо понимавший природу волшебства, он знал, что сложно придумать более бесполезное занятие, чем каждый семестр заставлять три сотни новых студентов учить его фамилию.

Мелисса выглядела настолько пристыженной, что Кэти сочувственно положила голову ей на плечо. Она то и дело украдкой поглядывала на доктора Ш, пытаясь разглядеть за очками, стянутыми в хвост волосами и надменным тоном его лекции того веселого полураздетого спортсмена, которого они видели вчера.

В конце концов она решила, что он гей.

Книжки, обложки, прочая дребедень… Невозможно было представить, чтобы он победно стряхивал с волос капли пота, пусть Кэти и видела это своими глазами, и при мыслях об этом чувствовала легкое возбуждение в низу живота. Она видела черные кольца на всех его пальцах. Когда он жестикулировал, они еле слышно стукались друг о друга. Лишь сейчас она обратила внимание на то, как одевался на лекции доктор Ш. Несмотря на изнуряющую жару, он всегда носил свитера пастельных тонов, маскирующие его мускулистые руки, и бежевые, серые или черные пиджаки, скрадывающие очертания его плеч и широкую грудь.

Зная о том, что было под одеждой, она не находила себе места. Задумывалась, на всем ли теле у него татуировки, и краснела не меньше Мелиссы. А затем, почувствовав на себе взгляд профессора, даже больше. Вдруг он гадает, от каких мыслей она столь смущена?