Эль Бруно - Бестиарий [litres]

Характер человека строится на протяжении почти всей его жизни, даже если основной стержень формируется рано. Люди, работающие на скотобойнях и в психиатрических клиниках, каждый день имеют дело с кровью и безумием. Работник абстрагируется от всего, становясь бесчувственным, ненормально безразличным к происходящему и задается однажды вопросом: какая разница, уколю я этого пациента или свяжу, если в итоге он должен быть безопасен сам для себя и обездвижен? После чего выбирает наименее затратное решение.

Так рождаются демоны в изначально неплохих людях.

Если бы с психиатрических клиник в России собирали статистику насилия, получился бы многотомный ужастик, по сравнению с которым блекнут самые извращенные фантазии де Сада. И вовсе не потому, что непременно в каждой клинике такой кошмар. Напротив, зачастую психоневрологический диспансер не имеет ничего общего с вашими стереотипами.

Весь ужас состоит в том, как врачи привыкают не видеть в безумце человека. Чтобы это проиллюстрировать, достаточно понять, что если больной встретился врачу вне больницы, на улице и будет вести себя при этом нормально, спросит, который час, то врач вежливо ответит и пойдёт дальше. Если этот же больной встретится врачу уже в больнице, в коридоре, при том, что на враче будет его форма, а на больном – больничный засаленный халат, то он будет восприниматься врачом подсознательно не как человек, а как пациент – второсортное существо с набором физиологических признаков. Это заставляет врача, у которого проблемы с этическими нормами, совершенно бессовестно измываться над больным. Он просто не способен видеть перед собой человека. Мало какие врачи видят в пациентах людей. Та же психологическая ситуация существует на дороге между водителем и пешеходом. Демоны управляют людьми с помощью униформ, догм, социальных правил и стереотипов. Незаметно. Так тихо, что и не замечает никто. Это истина, но лирика…

– Когда ты была во дворе клиники, ты не видела, есть ли там проход к подвалу?

– Не видела. Один параноик из второго отделения мне говорил, что по ночам под окнами ходит демон. Но я плохо спала и не раз смотрела в окно. Никого там не было, – ответила Саша, потерев лоб ладонью, по привычке сдерживаясь, чтобы не расчесать одну из многочисленных ранок на лице.

– А как ты сбежала? И почему только спустя десять месяцев?

– Моим стремлением там уже через неделю пребывания была смерть, – хмуро ответила она. – Я быстро сломалась. Разумеется, мне не давали покончить с собой. Через полгода, когда я начала приходить в себя и немного освоилась в третьем отделении, я начала кое-что замечать. Это не так страшно, как насилие и побои, но я поняла, что надо бежать и умирать, пока я в своём уме. Я наблюдала за пациентами всех отделений, где была – за старожилами и за новенькими. Люди там… будто тают.

– Они каждую секунду и везде умирают.

– Не так, – горячо возразила она, глядя на Фишера. – Там… другое. Это сложно объяснить. Так-то больным даже отчасти лучше становилось. Но я поймала себя на том, что я словно бы эмоционально ломаюсь.

– Тоже ничего удивительного.

– Они все ломались. Все примерно одинаково – начиная от больных на пике обострения шизофрении, до мирных и тихих маньяков. Но нам всем давали, на самом деле, разные лекарства. То, что можно принимать гиперактивному типу с биполярным расстройством, нельзя советовать человеку с клинической кататонией. И всё же, думаю, нам всем давали потихоньку что-то одно. В пище или в таблетках.

– Я не могу воспринимать такую информацию, как часть адекватных данных, – Кристиан осмотрел листок перед собой и, подумав, отложил его в сторону. – Однако мне кажется, ты помнишь нечто важное. Я покажу технику, способную помочь лучше контролировать память, в том числе нежелательные и негативные воспоминания.

Кристиану явно не нравилась собственная затея, поэтому он медлил. Наконец, вздохнув, он заговорил:

– Все твои воспоминания укомплектованы в файлы. Можно представлять их закрытыми ящиками или дверями. Они заархивированы, их нет в кратковременной памяти. Когда у человека в голове свалка, как правило, одни двери заперты, часть – распахнута, к некоторым из них давно утерян доступ. Ключ к каждому воспоминанию – ассоциация с ним. Допустим, человек, который на войне был морально покалечен, будет болезненно относиться к простому фейерверку, так как сильный гром напомнит ему о взрывах. Мы так мыслим и так работаем с памятью. Но символы у каждого свои. Кто-то лучше запоминает на слух, кто-то – через прикосновения или фильмы. Ты – относишься к дигиталам. Твои ссылки и ключи – символы, буквы, слова. Я буду исходить из этого параметра. Итак, Александра, представь себе семиуровневую пирамиду Представила?

– Любую? – уточнила Саша.

– Абсолютно любую, какую тебе комфортно и легко представить. Быть может, это даже не пирамида, а книжный шкаф с семью полками. Или семиэтажный дом. Главное, чтобы ярусов было именно столько.

– Хорошо, я представила себе библиотеку с семью этажами.

– Оглядись. На самом нижнем ярусе находятся книги воспоминаний о твоих физических ощущениях, инстинктах, боли, животных желаниях. Там же лежит поваренная книга твоей бабушки, где много вкусных, но вредных рецептов. Там – тома камасутры твоих постельных фантазий… Что с тобой?

– Просто я вижу на первом ярусе черную дверь. Нормально?

– Нет, – резко ответил Фишер. – Никогда без подготовки не трогай такие двери.

– А что за ней?

– Там склад изорванных и изуродованных книг, которые ты захотела выбросить.

Саша вздрогнула.

– Не приближайся к ней и просто слушай меня, хорошо? – строго спросил Кристиан. – Второй ярус касается комфорта. Поднимись туда.

– Тут… много мебели, – заметила Саша. – И камин, но он не горит.

– Это нормально. Третий ярус связан с твоим вращением в социуме, это люди, прохожие, случайные знакомства.

– Здесь темно, – нахмурилась Саша. – Я не пойду туда…

– Тебе туда и не надо. Просто знай, что он есть. Четвертый этаж – близкое окружение, всё то, что ты любишь, всё, к чему привязана. Любимый цвет, первая симпатия и прочее… Там только любовь и свет.

– Ага… – неуверенно пробормотала Саша, не став уточнять, что именно там увидела.

– Пятый этаж – твое самовыражение. То, что ты рисовала, то, чем вдохновлялась, и всё связанное с этой ассоциацией. Скорее всего, там тебе понравится больше всего.

– Это правда. Тут столько интересных книг!

– Не отвлекайся. Шестой этаж – твоя личная философия и то, что задевало ее во внешнем мире. Это забытая где-то библия или человек, показавшийся тебе очень интересным. Остановимся на ней.

– Тут очень чисто и спокойно.