Денис Игнашов - Memento Finis: Демон Храма

Её широко открытые, трогательно блестящие глаза светились как-то по-особенному добро и нежно. Я никогда раньше не видел её такой счастливой и даже слегка смутился.

– Руся, я должна тебе сказать, ― медленно проговорила она, сделав паузу. ― Я беременна.

Во мне что-то взорвалось. Я оглох, я остолбенел, не в силах не то что толком разобраться в охвативших меня противоречивых чувствах, но даже двинуться с места и отвести свой ошеломлённый взгляд от Карины. Как? Она беременна. Но неужели?.. Но ведь это вполне могло быть, начал я осознавать простую истину… Карина бережно взяла мои руки в свои ладони и, чувствуя моё напряжение, попыталась успокоить меня:

– У нас будет маленький. ― Она погладила мои руки, нерешительно и доверчиво заглядывая мне в глаза. ― Это же хорошо. ― В её словах было и утверждение, и восторг, и вопрос, и сомнение – всё вместе и сразу. Она хотела, чтобы я что-то ответил. Я же молчал.

– Ты меня любишь? ― Карина надула губы и состроила милую наивную гримасу. Я не удержался и улыбнулся:

– Конечно, да. ― Здравый смысл стал потихоньку возвращаться ко мне. ― А ты… ― Я запнулся. ― Ты уверена?

Она расплылась в бесконечно радостной улыбке, поцеловала меня и два раза уверенно мотнула головой сверху вниз. «Однако», ― озадаченно подумал я. Я уже не знал, чего было больше во мне – изумления, растерянности или такой неожиданной и непонятной радости. Всё действительно только начиналось.

– Я уже говорила с отцом, ― деловито объявила Карина. ― Он очень хочет, чтобы я уехала вместе с ним. Я же сказала, что могу это сделать только с тобой. Он был только рад этому решению.

Я схватился рукой за голову, недоумённо бормоча:

– Но куда?.. Как?..

– Отец всё устроит. Я ему верю, у него всё получится. ― Карина прижалась ко мне и быстро говорила: ― У него очень серьёзные связи. Мы спрячемся где-нибудь, и никто нас не найдёт, ни ФСБ, ни ЦРУ, ни кто-либо ещё.

– Но почему мы с тобой должны бежать? ― удивлённо спросил я. ― Мы ни в чём не виноваты. Скоро всё решится, мы сможем остаться в Москве. Нас смогут защитить.

– Отец – единственная наша защита, ― шептала Карина. ― Он уже богат, а если сможет продать перстень, будет очень, очень богат… Мы устроимся жить в тихом, далёком городке на берегу моря и начнём новую жизнь втроём – ты, я и наш ребёнок… Это ли не счастье? ― Она подняла глаза, они блестели от вдруг навернувшихся слёз.

Я потупил взор, отрешённо уставившись в пол. Мне вдруг стало душно, я не мог сейчас здраво рассуждать, но понимал, что должен решиться… «А как же родители? Я же не смогу их даже увидеть. Однако это же моя жизнь, и только я могу ею распоряжаться… Можно ведь им будет позже сообщить о том, что у меня всё нормально, а потом всё должно образумиться», ― подумал я и понял, что уже сделал свой выбор. Теперь я не мог оставить Карину, я должен был уехать вместе с ней и позаботиться о своём ребёнке. Что ж, так тому и быть, рассудил я; вероятно, это и есть судьба…

Утром, провожая меня, Карина осторожно положила мне в карман ключ от квартиры и, целуя, тихо прошептала: «У мужа должен быть ключ от квартиры его жены. Я буду тебя ждать». Никто ничего не заметил, только Полуянов, который не мог ничего слышать, всё-таки по-особенному внимательно наблюдал, как мы прощались с Кариной.

У нас появилась тёмно-синяя «шестёрка» – опять постарался Бурят. До места мы добрались быстро и без происшествий – благо, дом Надежды Селиной был недалеко. Ровно в двенадцать часов дня мы были на улице Строителей. Чтобы убедиться, что в квартире Надежды Селиной никого нет, Сарычев несколько раз набрал на домофоне номер квартиры 139. Никто не отвечал. Когда уже на третий продолжительный вызов так никто и не отозвался, мы решили начать свою операцию. На этот раз наше проникновение в подъезд прошло совсем по-другому, нежели в первый раз. Ждать, что кто-нибудь из жителей войдёт или выйдет, не пришлось. Попробовав несколько номеров квартир, Сарычев вскоре услышал ожидаемое «да». «Сантехники. У вас на первом этаже трубу прорвало», ― отрывисто и нечленораздельно буркнул майор и в ответ получил знакомый писк открываемой двери. Уже в подъезде я опять встретил знакомого седого старика с пуделем. На этот раз, удивлённый появлением столь представительной компании незнакомых мужчин в своём подъезде, он на мгновение замер, с подозрением посмотрев на нас.

– Здравствуйте, папаша, ― весело приветствовал его Сарычев и, подмигнув, пояснил: ― Ремонт.

Старик оценивающе посмотрел на большую сумку с инструментами, которую держал Бурят, и, видимо удовлетворённый объяснением, направился к выходу. На пятый этаж мы поднялись на лифте. Старались особо не шуметь. Пока Бурят, орудуя какими-то железками, колдовал с замком, Сарычев стоял у двери соседа, предусмотрительно залепив глазок жвачкой; я находился на площадке этажом выше, а Полуянов – этажом ниже, чтобы предупредить внезапное появление кого-то из жителей дома. Прошло минут десять нервного ожидания прежде, чем щёлкнул замок входной двери и Бурят, вытерев пот со лба, облегчённо выдохнул. Мы быстро зашли в квартиру и аккуратно прикрыли за собой дверь.

Это была большая трёхкомнатная квартира. Я остановился в коридоре, виновато оглядываясь. Неприятное чувство сковало меня. Никогда раньше я не был в чужой квартире без хозяев, да ещё с такой неблаговидной целью. Мне было откровенно стыдно за то, что мы собирались совершить. Сарычев легонько толкнул меня в спину.

– Проходи и чувствуй себя как дома, ― сказал он с шутливой язвительностью и протянул мне хэбэшные перчатки. ― Только не будем здесь следить.

– Разделимся? ― предложил Полуянов.

– Думаю, нам лучше держаться вместе, ― предупредительно заметил Сарычев.

– Не доверяете? ― поинтересовался Полуянов у майора.

– Так надёжнее, ― уверил тот.

Начали с самой большой комнаты, вероятно, служившей гостиной. Оглядываясь со стыдливым любопытством, я отметил про себя, что Надежда Селина не была бедной женщиной и имела особый вкус к ценным вещам. На полу лежал настоящий персидский ковёр довольно тонкой работы. Он был наверняка очень старый – в двух-трёх местах ковёр был затёрт до залысин, что, однако, совсем не портило его богатый вид. На стене висела большая картина в золочёной рамке с видом соснового бора. В углу около массивного дубового стола на комоде стоял высокий бронзовый подсвечник в виде ставшего на дыбы коня. Большую часть комнаты занимал длинный угловой диван, своей новомодной стильностью резко контрастировавший с другой мебелью комнаты, особенно с высоким резным буфетом тёмно-орехового цвета, которому, судя по всему, было не менее сотни лет. Именно в буфет в первую очередь и залез Сарычев, вытаскивая на свет сначала коробочки со столовыми приборами, бокалы, тарелки, чашки, а потом – спрятанную по дальним углам буфета всякую всячину: наручные часы в коробках, сувениры, стопки открыток и буклетов. Пока Сарычев вытаскивал содержимое буфета, Бурят обследовал комод. Мы же с Полуяновым смотрели на происходящее вокруг с нескрываемым пренебрежением и досадой, не желая даже прикасаться к чужим вещам.