Ольга Птицева - Край чудес [litres]

– Если станешь своим, то хоть сноси, хоть не сноси, все равно тут останешься, – договорил Полкан, заходя на четвертый этаж.

– И Ларка? – не удержался Южин.

До пятого Полкан молчал, потом все-таки ответил:

– Ларка не своя. Ларка так. Подкормка. Чтобы Костик вернулся. – Голос у него потеплел. – Вот Костик свой, не смотри, что хилый. Все равно свой.

– Не понимаю… – Южин сбился. – Черт, я вообще ничего не понимаю.

Полкан только хмыкнул. Халат обтягивал его спину, и лопатки под ним двигались в такт движению вверх. Ступенька. Ступенька. Шестой этаж. Седьмой. У восьмого Полкан остановился, выжидательно посмотрел на Южина. В животе тоскливо сжалось.

– Не хочешь узнать про брата? – спросил Полкан, губы у него подрагивали.

Мокрая вата, заменившая Южину лицо, похолодела.

– А что мой брат? При чем тут вообще Дэн?..

– Брат твой был ховринским. До мозга костей, – оборвал его Полкан.

– Хочешь сказать, что он тут?

В голове Южина вопрос этот звучал насмешливо, но получилось жалко. Просяще даже. Бред, какой бред! Не может быть. Не может. Может? Родинка у пацана. Дурацкая родинка. При чем тут родинка? Жар разлился по телу Южина, только лицо осталось замерзшим – не скривиться презрительно, не отвернуться. Ждать, что ответит Полкан.

– Хочу сказать, сам все увидишь.

Их ладони еще соприкасались. Последний раз Южин так долго держался за руку с мамой. В третьем классе. Перед тем как ему вырезали аппендицит. Мама сидела на краю его кровати. Это была больница. Настоящая. Живая. Наполненная людьми, светом и запахом дезинфекции. В больницах же принято держаться за руки. Вот они и держались. С мамой тогда. А теперь держатся с Полканом. Когда Южин очнулся после наркоза, в палате сидел отец. За руки они не взялись. Где был Дэн, Южин не помнил. Наверное, на уроках. Или здесь. В Ховринке. С Рафом.

– Пойдем, – позвал Полкан, и Южин подчинился.

Они вошли в темный зал восьмого этажа. У постамента Краюшкина топтались собаки. Гук поднял заднюю лапу и пустил струю. Южин отвел глаза. Маленький фонарик в свободной руке Полкана вспыхнул и осветил дальнюю стену.

– Прыгай, – прочитал Южин.

Стрелка все так же указывала строго вниз.

– Ну и что стоишь? – спросил Полкан, отпуская его ладонь.

Пальцы нащупали пустой воздух.

– Я не буду прыгать. – Южин помотал головой, сам не понимая, чему улыбается. – Это бред.

Но сделал шаг к Краю. И еще один. Полкан шел у него за спиной.

– А зачем ты сюда поднимался тогда?

Потому что меня сюда привели? Потому что я в шоковом состоянии? Потому что не знаю, как отыскать выход? Потому что меня держали за руку? Потому что обещали отвести к брату? Снова не те ответы.

– Я пришел посмотреть, – сказал Южин, останавливаясь у Края.

– Точно? – хмыкнул Полкан, приваливаясь к стене рядом со стрелкой. – А разве не чтобы понять, как у брата получилось вырваться из болота, в котором ты остался?

– Бред.

Шахта дышала сухим жаром прямо в лицо.

– Уверен? Тогда уходи.

В ногу уперся мохнатый бок, но Южин не обернулся, чтобы посмотреть, черный или палевый.

– Ты Раф? – наконец спросил он.

Полкан пожал плечами, стащил халат, откинул в сторону.

– А что это изменит?

– Ты убил человека. – В рот будто насыпали песка, говорить стало трудно, но молчать еще труднее. – Я видел, как ты убил человека.

– Ты тоже. – Полкан наклонился и оттащил от Южина пса.

Палевого. Значит, Гук.

– Я не убивал! – Южин дернулся, словно его ударили по лицу, только слова жгли больнее удара. – Я даже не подталкивал!..

Полкан почесал заросшую щетиной щеку.

– Но и не удержал.

Под ногами обрывался Край. Темнота внизу, упругая и бесконечная, не пугала. Шагнешь в нее, а тебя тут же отпружинит.

– Если на тебе нет вины и жизнь твоя прекрасна… то уходи, – разрешил Полкан. – Это место не для таких счастливчиков.

– А для кого?

– Для тех, кто искал дом. Вот у тебя есть дом?

Съемная в высотке. Белые стены, панорамные окна, мудреные названия мебели, кожаный пуф, ортопедический матрас, холодильник в человеческий рост, широченная плазма. Или родительская квартира. Старая мебель, подарочный хрусталь, столовое серебро. Запах маминых духов, отцовский коньяк. Детская комната, где все слишком маленькое, отжившее, болючее. Все это не дом.

– Вот и у брата твоего не было, – без слов понял Полкан. – А здесь он его нашел.

Горло перехватило. Южин покачнулся и остался стоять на носочках кед, не купленных даже, а выданных за тупую рекламу, снятую с жуткого похмелья. Так легко было шагнуть, но что дальше? Умножить бескрайнюю боль мамы? Утроить отдаленность отца, которая сильнее всего разрушала его самого? Повторить сценарий бессмысленного финала, что уже случился с ними со всеми? Доказать, что на лучшее он так и не стал способен? Просто шагнуть?

– Вот так просто? – только и смог спросить Южин.

– Вот так просто, – согласился Полкан.

– А если я прогорю? – вырвалось у Южина. – Если шагну. И все?

Смех у Полкана был скрипучий, как старый велик.

– Ты уже торгуешься. Если прогоришь, то зря сюда пришел. А если нет… – Полкан перестал смеяться, сжал локоть Южина сильнее. – Если нет, то останешься с нами. С братом останешься. Здесь. Даже когда здание снесут. Все равно здесь. Точно не снаружи. Тебя там хоть что-нибудь держит?

Два незакрытых контракта. Мать с романом на стороне. Отец с вечными упреками. Злая Деточкина в администраторах. Ролик о релизе новой стрелялки по зомбакам. Чек за арендную плату. Оплата по кредитке. Ничегошеньки. Пустота. Еще хуже той, что начиналась за Краем.

За спиной тихонько заскулил Гук. Почти заплакал. Южин и не знал, что собаки так умеют. Он не очень любил собак. Зато был лицом приюта. Он вообще никого особо не любил. Может, Дэна. Но и это не точно. Если он шагнет, все так и останется. Он никогда не полюбит. Не обнимет кого-то так легко и спокойно, как те двое на крыше. Не узнает, как это – жить с человеком, которому не плевать. С кем-то заботливым. С кем-то умеющим слушать. Ничего из принадлежавшего сегодняшнему Южину не держало его на этой стороне Края. Но у того Южина, которым он мог стать, если запретит себе прятаться за экраном смартфона, еще оставался шанс. И так легко было лишиться этого шанса, просто шагнув. Нет, со всей ясностью понял Южин. Никакого Края на этот раз. Никакого полета вниз.

– Нет, – повторил Южин вслух, но Полкан услышал лишь то, что хотел услышать.

– Хороший знак, – сказал он, разжал пальцы на локте Южина и легонько толкнул его между лопаток.

Упругая темнота распахнулась перед Южиным, и тот скользнул в нее, как в тяжелую воду. Гук оборвал скулеж. Вой Чика Южин уже не услышал.

Экран был разделен на шесть квадратов. Два – черные, в четырех двигались картинки. Антон – мастер пиара. Надюша – главная по решению правовых заморочек. Геннадий Степанович – исполнительный директор компании, от имени которой они устраивали все это шапито. И Вадим – главный соратник и друг. На лицах вселенская печаль. Костик сидел на диване, почти проваливался в него и слушал их встревоженный гул.