Игорь Поликарпов - Я не хочу умирать

– Давно не виделись, – произнес я и тут же задал свой наивный уточняющий вопрос: – Почему ты здесь?

– Вопрос звучал бы не менее глупо, если бы его задал я тебе.

Я немного усмехнулся. Мой собеседник подметил это очень точно. И в самом деле, зачем я задал такой вопрос? Тем более ему.

– Прости, я просто не знал, как начать нашу беседу. Но я должен признать, что ты как нельзя более вовремя.

– Что-то случилось?

Я невольно засмеялся. Он только что упрекнул меня в бессмысленных вопросах и тут же задал подобный вопрос сам. Все так же, не открывая глаза, я окинул взором моего гостя. Я слишком хорошо помнил его облик. В нем все было непринужденно-идеально и не было никакой вычурности. Его не слишком длинные и не слишком короткие черные волосы были незначительно покрыты сединой. Ростом он был, как мне казалось, чуть выше меня, хотя это могло быть лишь видимостью. Одет он был довольно просто: свободный балахон темно-бордового цвета с просторным капюшоном, закинутым за спину, аккуратные темные джинсы и выглядящие дорого походные кожаные ботинки. Он являлся ко мне в разных образах, и мне хотелось найти в его внешнем виде хоть какой-нибудь недостаток, но я должен был признать, что он идеален был во всем.

После небольшой паузы я наконец ответил ему, вспомнив Лермонтова:

– Да. Однажды меня угораздило родиться.

– Однажды тебе предстоит и умереть, – подхватив мою мысль, ответил мой гость и продолжил: – Надеюсь, ты не забываешь об этом?

– Стараюсь ни на мгновение не забывать. Но мне страшно. Ты же знаешь, что я всегда боялся всего, что связано со смертью. Раньше я был хоть в чем-то уверен, а сейчас же вокруг меня один только бред. Бред и сомнения в этом же бреде.

Усмехнувшись, Странник ответил мне:

– Мне кажется, ты сейчас излишне категоричен, к тому же напрашиваешься на жалость к себе.

– Но разве я не имею права на жалость к себе? – начал было отвечать я, но тут же прервался и через секунду понуро добавил: – Хотя… Ты, как всегда, прав.

Я не мог не признать этого. Он был неизменно точен, и казалось, что эта точность была естественна для него. Морщины на его лице невольно наводили на мысль о множестве жизненных перипетий, через которые он, вероятно, прошел за годы своей жизни. Сколько ему было лет? Я не знал достоверно. Но всяко больше, чем мне. Выглядел он лет на сорок пять.

Я решил сформулировать свою проблему как можно более точно:

– Я не знаю, зачем мне жить дальше, и не знаю, где взять уверенности, что хотя бы какой-то путь правильный.

– Искренности больше. Тем не менее вопрос был банален, а значит, мой ответ будет таким же. Жить дальше, просто потому что у тебя нет права отказываться от жизни. А уверенность придет тогда, когда ты не оставишь места для сомнений и прочего вздора в своей голове.

Наконец я открыл глаза и, глядя в потолок, довольно резко прокомментировал его мысль:

– Ого! Признаюсь, я немного удивлен таким ответом. Мне не кажется, что сомнения – это бред. И почему это у меня нет права отказываться от жизни?

– А вот сейчас не верю. Ты все прекрасно понимаешь. Я в принципе не могу сказать тебе больше, чем ты можешь узнать или понять сам по себе.

Признаться, я был немного разочарован. Хотя я и знал, что мой собеседник не из тех, беседы с кем приносят мгновенное просветление или хотя бы некое облегчение, все же я надеялся на нечто вразумительное. Думать самому уже не очень-то хотелось, да к тому же не очень-то и моглось.

– Ты меня утомляешь, если честно, своей холодностью. Я, как обычно, ждал от тебя чего-то большего, – проговорил я.

– Зря.

Он посмотрел на меня несвойственным ему взглядом, в котором проглядывало сочувствие. Быть может, мне это просто так показалось или он намеренно изобразил это.

– Я хочу тебе кое-что показать, – улыбнувшись, сказал мой собеседник.

Внезапно я перестал ощущать какую-либо опору под собой, глаза окутала как бы мутная пелена. Я потерял ощущение притяжения к земле и от неожиданности вскрикнул, однако собственного крика я не услышал. Меня как будто бы перевернуло, я почувствовал ногами опору и снова ощутил свой вес. Меня окружала непроглядная темнота. Через секунду в метре от меня появился свет. Пелена пропала, и я ясно увидел перед собой светящуюся стену, высотой от уровня моих коленей и тянущеюся на несколько метров вверх. Свет был неяркий. Создавалось освещение, в котором я едва ли мог разглядеть собственные ноги. Казалось, что мы находились в неком пузыре тихого света, вокруг которого была кромешная темнота. Под ногами ощущалась некая опора. Почти сразу же рядом со мной появился Странник, возникнув из ниоткуда. Я старался сохранять спокойствие, потому что понимал: пока он рядом со мной, мне не стоит бояться чего-то еще стороннего. Когда я попытался заговорить, мой голос задрожал. Он как бы отразился у меня в голове эхом.

– Что ты затеял?

– Смотри.

Я посмотрел на стену, на которую кивком указал мне Странник. Собственно, кроме как на эту стену, от которой исходил ровный и тусклый свет, смотреть тут больше было не на что. Постепенно стена начинала проясняться и становиться прозрачной, будто стекло, через которое открывался вид, который я не сразу смог идентифицировать, несмотря на то что он постепенно стал абсолютно четким. Я находился в ступоре несколько секунд и постепенно начинал понимать, что за этим стеклом виден тихий дворик возле какого-то девятиэтажного здания. Однако это было скорее фоном того действа, которое и повергло меня в ступор. В полуметре от асфальта, распластав свое тело в воздухе почти параллельно земле, головой чуть ближе к ней, завис какой-то совсем молодой парень. С искренним непониманием глядя на него, я задал вполне закономерный вопрос:

– Что это за постановка?

– Это финал постановки, – ответил Странник и добавил развернутое пояснение: – Это конец жизни созерцаемого тобой подростка. Вернее, стоп-момент за три сотых доли секунды до точки невозврата.

Я мог всякого ожидать от Странника, но признаюсь, что подобное мне даже в голову прийти не могло. Приблизившись к стеклу, я попытался разглядеть лицо подростка. Однако он был повернут ко мне в профиль. Как будто следуя моим мыслям, панорама прокрутилась. Я оказался прямо перед ним. На вид ему было лет пятнадцать. Я смог отчетливо разглядеть его перекосившееся лицо. Его рот и глаза были широко раскрыты и, как мне показалось, они были полны ужаса. Я резко отвернулся, не желая смотреть на это, но вид на парня остался передо мной.

– Я так понимаю, я не смогу на это не смотреть?

– Ты ведь хотел смотреть? Смотри.

– Я посмотрел. Довольно.

– Не выйдет. На самом деле это еще не все. Хочешь поговорить с ним?

– Поговорить?