А. Норди - Ты всегда в моих мыслях

Пальцы привычно сжимали пряди, ножницы срезали кончики волос: Кристина стригла клиента, когда по радио раздался бодрый голос диджея:

– А сейчас в нашем эфире программа по заявкам! И первый музыкальный привет прозвучит для мастера парикмахерской «Магия» – прекрасной Кристины! Слушатель с загадочным ником Чародей просит передать для нее следующее: «Мы встретимся снова, ведь ты всегда в моих мыслях». И пока Кристина ждет встречи с Чародеем, мы слушаем композицию Элвиса Пресли «Always On My Mind»!

Радиоэфир наполнили мягкие звуки ретро-мелодии из шестидесятых и бархатный голос Элвиса. У Кристины подкосились ноги, ножницы в руках дрогнули.

– Кристина, ты слышала?! – воскликнула Вера, подстригавшая в соседнем кресле тучного мужчину с пышными усами. – Тебе кто-то песню посвятил! Интересно, что это за Чародей такой?

– Не иначе тайный поклонник, – ухмыльнулся в кресле клиент Кристины – и тут же ойкнул от боли, когда ножницы прихватили кончик его уха.

– Простите. – Кристина дрожащими руками положила на столик ножницы и потянулась за ватой и баночкой с антисептиком.

Мысли путались, и в голове эхом гремели зловещие строчки из песни: «Ты всегда в моих мыслях».

* * *

Капитан полиции Валентин Рубикон рассматривал посетительницу, сидевшую напротив него в кабинете. Мозг автоматически фиксировал приметы: возраст – около тридцати пяти лет, бледное лицо с тонкими чертами, короткие темные волосы, одета в джинсы, ботинки и легкую куртку. Женщина сжимала в руках сумочку и растерянно таращилась на полицейского большими, влажно блестевшими глазами.

– Вы по какому поводу? – спросил Рубикон. Его ждали допросы подозреваемых, и он хотел поскорее завершить разговор с нежданной посетительницей, уговорившей дежурного пропустить ее на беседу к капитану полиции.

– Меня зовут Кристина Атрус, – торопливо произнесла женщина. – И мне нужно поговорить с Константином Рубиконом. Он вел мое дело несколько лет назад.

– Его нет. Он на пенсии. – Валентин Рубикон нахмурился, услышав имя отца. – Но вы можете рассказать обо всем мне, если это займет не слишком много времени. – Он взглянул на часы. – У меня еще дела остались.

Кристина напряглась, осунулась. Словно переборов внутреннее сопротивление, она сдавленным голосом начала свой рассказ:

– Двадцать лет назад меня похитил серийный убийца. Маньяк. Полиция и пресса прозвали его Чародеем: он вырезал на телах жертв оккультные символы – сигилы . Наверное, вы знаете об этих убийства, о них тогда весь город говорил.

Рубикон кивнул. В то время ему было тринадцать лет, но он помнил, как его отец, капитан полиции Константин Рубикон, дни и ночи пропадал на работе, выслеживая Чародея.

– Он похитил меня, когда я возвращалась со школьного бала, – с отстраненным видом продолжала Кристина, будто события прошлых лет касались не ее, а кого-то другого. – Держал в подвале. Опаивал какими-то зельями. Вырезал на мне знаки. – Она закатала рукава куртки и продемонстрировала уродливые шрамы на коже – переплетенные геометрические фигуры и странные угловатые символы, напоминавшие древнескандинавские руны, от вида которых Рубикон непроизвольно поморщился. – Чародей целыми днями крутил одну и ту же песню – «Always On My Mind» Элвиса Пресли. Меня до сих пор выворачивает, когда я ее слышу. Однажды он спустился в подвал и пообещал, что мы когда-нибудь вновь увидимся, потому что я всегда в его мыслях. А потом он ушел.

Кристина замолчала. Губы ее дрожали, на глазах блестели слезы: слова давались ей с трудом. Рубикон в общих чертах знал, чем закончилось дело, и продолжил за нее:

– Оперативная группа нашла вас в подвале в загородном доме Чародея. И его тоже нашли: он повесился на чердаке.

Кристина судорожно вздохнула:

– Но он жив и вернулся за мной.

* * *

В парикмахерской было тихо. Вера ушла час назад, торопясь домой к мужу и детям. А Кристина осталась, спешить ей было некуда: ее никто не ждал. Отпустив последнего клиента, она подметала срезанные волосы на полу. И думала о том, какой же дурой и паникершой выставила себя перед капитаном полиции.

Молодого полицейского звали Валентин Рубикон, и Кристина без труда догадалась, что он был сыном Константина Рубикона, который двадцать лет назад выслеживал Чародея. Именно он вместе с оперативной группой вызволил ее из подвала, пока труп маньяка болтался на веревке под чердачным потолком.

Валентин Рубикон походил на отца: то же волевое лицо, проницательный взгляд, нахмуренные брови. Но, в отличие от Рубикона-старшего, молодой полицейский показался Кристине несколько отстраненным.

Он с равнодушным видом выслушал рассказ о том, как недавно Кристина стала ощущать чье-то присутствие за спиной – на улице, в магазине или в транспорте. Словно кто-то за ней следил. Подобные чувства посещали ее и раньше (после плена она так и не смогла до конца восстановиться), но в последние дни тревога усилилась. Окончательно ее вывел из равновесия музыкальный привет по радио. Она надеялась поговорить с Константином Рубиконом, чтобы попросить у него помощи – он был единственным человеком, который бы ей поверил. Но, по словам его сына, старый полицейский давно отошел от дел.

Похоже, рассказ Кристины не впечатлил Рубикона-младшего. Он списал ее ощущения на повышенную нервную возбудимость, а сообщение на радио посчитал обыкновенным совпадением. Посоветовав в случае чего вызвать полицию, он все так же равнодушно, хоть и вежливо, выпроводил ее из кабинета.

Кристина горько усмехнулась: на что она рассчитывала? Неужели она правда думала, что полицейский ей поверит и тут же кинется на поиски мертвого маньяка, о котором все давно забыли?

Она собрала состриженные волосы в совок и, развернувшись к мусорному ведру, застыла на месте: в кресле спиной к Кристине сидел посетитель. Увлеченная уборкой и размышлениями, она не заметила, как он зашел в парикмахерскую. В зеркале отражалось его лицо, но Кристина не успела его рассмотреть: ее взгляд приковали глаза мужчины. Черные, острые, злые – это были глаза Чародея, которые она запомнила на всю жизнь.

* * *

– Не ожидал, – вместо приветствия проворчал отец, когда Валентин Рубикон приехал в его конуру на окраине города.

Они мало общались, виделись два-три раза в год – обычно в те дни, когда отцу становилось плохо, и его нужно было вновь уговорить лечь в больницу. Он бросил семью семнадцать лет назад – ушел к другой женщине, и Рубикон так и не смог его простить.

Старик выкуривал по две пачки в день, и его здоровье ухудшалось с каждым годом: никотин выжигал сосуды, канцерогены разъедали легкие. Он с трудом передвигался, задыхаясь от приступов кашля и тяжелой одышки. С того момента, как они виделись в последний раз (Рубикон не смог вспомнить, когда это было: в прошлом году?), отец сильно похудел и напоминал скорее высохшую мумию, чем живого человека.