Мария Даминицкая - Ведунья

За церковь тогда царь сражался,
К любимой с победой скакал.
Когда труп супруги увидел,
Он гнева уже не сдержал.

Отрекся от Бога и церкви,
В сердцах проклял орден он свой.
С тех пор не один век промчался,
Граф крови, как прежде, живой!

Я обращАюсь, кровь в жИлах застЫла,
Смертельным укусом, бессмертие дано!
В агонии жгучей, дух мой ушёл с миром,
На свет возродился, вампир молодой.

Ни что не тревожит, ни что не волнует,
Цель всех обращённых: "Кого бы мне съесть?".
Но тайну древнейшего, Дракулы рода,
Не знАл, чтоб ни ктО, что вампИры всё ж Есть!

Да мЫ грациОзны, красИвы снарУжи,
Мы с жертвой играем, влюбляя в себя,
Чтоб вЕчером Ей, насладИться на Ужин,
Не мучает совесть нас день – ото – дня.

Наш Образ такой, мы – охОтники Ада,
Дар тЕмный нам дАн всем, от Сатаны.
Приметив вампира во время охоты,
Тебе остаётЬся бежать: "Что ж, беги!".

На яхте разгорается пожар,
Спасти семью уж было невозможно.
Дым едкий, спящих, вмиг атаковал,
Кто видит это, понимают, уже поздно.

Сквозь клубы дыма слышен слабый плач,
На палубе ребенок где – то плакал.
Я с мужем кинулись дитя спасать,
Чтобы взломать замок, нашли лопату.

С семьей, в каюте, не было дитя,
На палубе в контейнере забился.
Решетчатая крышка, захлопнулась сама,
Когда ребенок влез, от дыма там укрыться.

На вид ребенку было года два,
Кудряшки черные по ветру развивались.
"Спасите!" – слабо крикнуло дитя,
Когда увидел нас и мы не растерялись.

Большие, синие глаза,
От страха налиты слезами.
Благодарили нас тогда,
Ведь маленький еще был парень.

Мне не забыть никак момент,
Когда мы с яхты уходили.
Туман пред нами вмиг возник,
То были призраки и как живые.

Проститься с малышом пришли,
Родная мать, отец, сестренка.
Малыш тянулся всех обнять,
Смотреть на это было горько.

Сквозь силуэты проходил,
Мать целовать дитя пыталась.
Он нежно щечкой к ней приник,
Неощутимо мать касалась.

Отец, как мог обнял дитя,
Малыш окутанный туманом,

Не шевелился так стоял,
Не ощущал объятий малый.

Сестренка, с виду лет пяти,
За руку с братиком прощалась.
Тихонько выдавив: "Прости!
Я без тебя теперь осталась!".

Малыш направился ко мне,
Рыдая, крепко меня обнял.
Он говорить еще не мог,
Родных вернуть к нему не смогут!

Вся боль пронзала мою грудь,
Семья меня благодарила.
Туман рассеялся во мгле,
И я на берег поспешила.

Рыдая вместе с малышом,
Как сына, крепко обнимая.
Дитя осталось жить со мной,
Судьба его теперь иная.

Рыдает мать, склонившись над кроватью,
Не зная, как спасти дитя.
Три года от роду малышке было,
Недуг скосил и рядом смерть была.

Малыш уж бился в лихорадке,
И мать родную не признал,
И няню, что тут говорить уж,
Малыш слабел и умирал.

Родная мать молила Бога,
Христа спасителя и мать,
Что даровала жизнь Христосу,
Быть может сжалятся, жизнь малышу вернут назад!

Молилась Богородице так страстно!
Пред ликами, в слезах, не зная, что читать.
Ведь доктора уже были бессильны,
Хотят приехать утром, труп малыша забрать!

– О, Боже! – в сердцах молила мать.
О милосердии, тебя молю я!
И сделай так, чтоб перестали все страдать!
И сохрани малютке жизнь, прошу я!

В молитвах мать впадает в сон
И слышит в нём красивый, нежный голос.
Он успокаивал и говорил так чётко он,
Мать растерялась, услышав чудный голос.

– Опомнись! – ей голос говорит.
И не проси о выздоровлении дитя!
Бог Вездесущ и знает много!
И смерть парнишки, ему сейчас нужна!

Из благости и милосердия,
Он хочет малыша и тем тебя спасти!
Заранее избавить от страданий,
Которые преследовать, тебя и сына будут на пути!

Что будет, если ты увидишь их?
Не уж по прежнему, ты будешь непреклонна?

И будешь дальше сыну жизнь молить?
Очнись! Остановись! Потом всё будет очень поздно!

Но мать стояла на своём,
Вернуть дитя просила.
– Ну, хорошо! Иди за мной!
– Тот голос говорил ей.

Она проходит в коридор,
Конца и края нет в нём,
И столько комнат на пути,
В них будут все ответы.

В одной из комнат той лежал,
Наш маленький малыш.
Но голос строго ей сказал:
"Пойдём, не там стоишь!"

В другой из горниц сын сидел,
Учился и читал.
Он, что – то тихо говорил,
И свою мать обнял.

Потом увидела взросление,
Когда подростком был.
Всю службу сына, он в мундире,
О, как красив он был!

Потом увидела собрания,
Кондратий громко выступал,
Собравшимся, их было много,
Он что – то строго разъяснял.

Тут вновь услышала мать голос.
– Остановись и покорись!
Последний занавес остался!
Прошу, одумайся! Очнись!

Но мать по прежнему стояла,
И жизнь просила малышу,
Последний занавес открыла,
Крича, проснулась…

К малышу,
Мать быстро наклонилась.
И к любопытству своему
Безумно удивилась!

Ребёнок спал, спокоен был,
И жар ушёл давно.
И щёчки нежно розовели,
Бог к ней вернул его!

На утро доктора кричали:
"Сын – чудо из чудес!
Такого быть не может!
Что Бог на свете есть!"

Со временем года неслись,
Кондратий подрастал,
И всё, что было в чудном сне,
Все действия сбывал.

Рылеевой, та мать была,
Страдать пришлось ей много.

Сын повзрослел, он декабрист,
Пошёл своей дорогой.

В том сне, она видала казнь
И смертный приговор.
Повесить всех приговорили,
А главарём был он.

Мать умерла за много дней,
До страшного суда.
В последний день, сын был уж с ней,
Взлетал к ней в облака.

А вещий сон, тот дивный сон,
Он значил сразу много!
Мать выбрала, молясь тогда,
В том сне не ту дорогу!

Меня называли "чертовкой",
Священник, «колдовкой» прозвал.
Иду я по улице людной,
К костру – "колдовской трибунал".

В кровь цепи все руки продрали,
Но гордо себя я держу.
Под пытками плети, слов "ведьма":
'Не ждите, я вам не скажу!".