Евгения Егорова - Рассвет полуночи. Часть I

В дальнем углу кучей лежала одежда.

Она снова закрыла глаза, заставляя себя думать, что всё это затянувшийся ночной кошмар.

За стенами так же проносились машины и гудел ветер. Но на этот раз звуки были пугающе громкими.

«Если я жива, то, скорее всего, представляю собой жалкий обрубок, которому осталось лежать здесь считаные минуты. Сколько я еще буду терпеть это? Что ОН сделал со мной? Неужели ОН изъял мои органы? Я донор?!» – она задавала вопросы узорам из плесени на стене.

Сатин лежала обнаженная и боялась сделать какое-либо движение, чтобы не открылись раны.

Невыносимой боли уже не было. Как не было холода и жара. Им на смену пришла эйфория, заставившая Сатин предположить анестезию.

И она решилась.

Ее правая рука послушно подчинилась мысленным командам и оказалась непривычно легкой, словно в вены закачали гелий. Неужели силы гравитации тоже играли с ней? Все тело было каким-то текучим, как будто лишенным костей.

Она приподняла голову. Тяжесть, которая была во всем ее теле (особенно в ногах), ушла.

Посмотрев на неподвижные бледные конечности, Сатин вспомнила того несчастного байкера и испугалась за себя. Но, сделав мысленное усилие, все же шевельнула ногами.

Она медленно поднялась и прижалась спиной к шершавой стене.

Но что с лицом? Она помнила, как руки убийцы сжимали голову, словно тисками, отчего ее мучила нестерпимая боль.

Поднеся онемевшую руку к лицу, Сатин провела кончиками пальцев ото лба до подбородка. Это прикосновение успокоило ее. Но, опустив руку на грудь, она почувствовала впалость и содрогнулась от ужаса. Сквозь засохшую кровь проступал серпообразный шов, «украшенный» черными нитками, – следы недавней операции. Подбородок дернулся. Издав судорожный всхлип, она едва не разрыдалась. Но не получилось.

Значит, она была права. Из нее изъяли органы. Она донор.

Неужели дочь миллиардера ждет такая страшная смерть? Но если это так, то почему она все еще ощущает в себе силы? Почему нет боли? Действие обезболивающего или каких-то допингов?

«Боже! Почему это случилось со мной?! Почему я?! Почему?!» – Сатин продолжала задавать вопросы серым стенам.

Она ощущала пустоты в теле. Эти области были наполнены болью и отчаянием. Страхом. И чем-то еще… Чем-то, что будоражило и с каждой минутой вытесняло собой содержимое этих темных пустот. Оно тоже хотело жить.

Опершись на стену, девушка приподнялась. Тело заваливалось то в одну, то в другую сторону, словно лишенное позвоночника. Ноги подкашивались и дрожали. Она выпрямилась в полный рост. Еле удерживая равновесие, ощутила себя так, будто стоит на шатких ходулях. Руки болтались, словно плети.

Чувство онемения не покидало. Она смотрела на бледные кисти, отливающие синевой. Ее огрубевшие ногти, как и кожа, потемнели от земли, заострились и слегка загнулись наподобие когтей.

Сатин почувствовала себя ребенком, который учится ходить.

Но тело быстро вспомнило все движения.

Она направилась к куче вещей, надела кофту и штаны (которые были больше нужного минимум на три размера), подвязав их рукавом от другой кофты. После этого подошла к двери и села.

Чувство тревоги нависло над ней черной тучей.

Сатин притянула к себе колени и, обхватив их руками, невольно съежилась от страха. В таком положении она просидела довольно долго, слегка покачиваясь, всматривалась в шероховатости, трещины и неровности на стенах и потолке.

«Интересно, как долго страдала та, что носила эту кофту с надписью „I LOVE NY“, которая сейчас на мне?» – задумалась она. На одежде не было следов крови. Только потертости, пятна грязи, несколько светлых волос. На ворсистой ткани все еще оставался сладковатый запах туалетной воды, пота и сигаретного дыма.

Секунды сливались в минуты. Минуты – в часы.

Все еще казался странным тот факт, что не было боли. И она снова подумала, что дело в наркозе. А может, тело настолько привыкло к боли, что больше не в состоянии испытывать муки?

Дотронувшись до засохшей раны, Сатин не ощутила жалости к собственному телу. Скорее, почувствовала себя оскверненной, опустошенной, будто внутрь зашили нечто столь омерзительное и ужасное, отчего она перестала испытывать страх.

Зачем теперь бояться за это тело? Бояться за этот несчастный кусок мяса, в котором, кажется, уже копошатся черви.

Пока жива, она вряд ли когда-нибудь сможет прожить хотя бы день, чтобы не вспомнить об этом кошмаре. Дикий ужас останется навсегда с ней. Даже те миллионы, которыми владеет ее семья, не смогут вернуть прежнюю Сатин Харрис. Теперь она – инвалид. Инвалид физический и моральный.

И это гложущее чувство тревоги становилось все более невыносимым. С каждой минутой оно все ощутимее принимало форму наваждения. Нарастающая тревожность в считаные секунды переросла в одержимость, отчего хотелось кричать.

Вдруг сильный спазм сдавил горло. Рот охватило нестерпимое жжение. Появившийся зуд она восприняла за игру нервов. Но чесалась не кожа, чесались внутренности, словно их покрывали колючие волоски. Она поняла, что испытывает жажду, что становилась гораздо сильнее и острее боли. С жаждой пришел голод, от которого еще сильнее обострились чувства.

Чтобы успокоиться, Сатин начала мерить шагами комнату. Через пару минут она уже била ногами по стенам, полу, колотила ладонями что есть мочи.

Потом тело выгнулось дугой, словно требовало чего-то, что единственное на свете способно было его усмирить, избавить от лихорадки. И эта сила, что наполняла ее существо, была как стихия, неподвластная мольбам людей.

Вдруг пленница услышала тихий звук шагов. Забыв о страхе, она поддела ногтями металлический край двери и потянула на себя. Дверь со скрежетом открылась.

В лицо ударил одурманивающий металлический запах, который разлился в воздухе, пропитал собой каждую частицу пространства.

В мгновение Сатин потеряла контроль над собственным телом и, забыв обо всем, поддалась непреодолимой силе. Ноги повели ее вперед, с каждым шагом набирая темп. Зрение (с необыкновенной резкостью) сфокусировалось на байкере. Он лежал на том же самом месте без сознания.

Ее поступь стала более легкой. Она помнила о том, что у бедолаги был нож (возможно, и телефон, с помощью которого можно вызвать полицию).

От обжигающего металлического запаха гудела голова, а рот с каждым шагом наполнялся слюной. Чем ближе Сатин к нему подбиралась, тем сильнее испытывала возбуждение, и тем громче звенел тревожный молоточек внутри нее.

Убийца был здесь недавно. Об этом говорили не успевшие засохнуть кровавые следы, которые исчезали за обшарпанной дверью.

Приблизившись к мужчине, она замерла, словно завороженная. Склонила голову, как будто хотела лучше разглядеть несчастного. Но тут же неведомая сила притянула ее к бетонному полу и заставила открыть рот, из которого брызнула слюна. Девушка продолжала сопротивляться тому, что с ней происходит. Сопротивляться дьявольской незримой руке, что давила на затылок, пытаясь прижать лицо к алому пятну. Но сил бороться уже не было. И она сдалась, припав синими губами к луже крови.