Роман Шмыков - Вниз по лестнице

– Не думаю, что это Дима мог написать, – сказал Максим, закрывая дневник на очередной прочитанной главе.

– У него не хватило бы ума и на первые пару предложений, – Федя язвил, но был абсолютно прав. – Так что мы нашли, что искали.

– Пойдём туда? – Вера всегда виртуозно делала вид, что ей не ведом страх в принципе, но все мы знали, что это далеко от правды.

– Думаю, стоит повременить, – я хотел предложить, но запнулся на полуслове, – нам ещё надо…

– Зубы почистить? Что ещё, Костя?

– Федя! – Максим быстро осёк нашего друга, – он прав. Мы даже не знаем, где именно искать.

– В смысле? Где нашли дневник, там и искать!

– Мы всё перерыли, осталось только доски от пола отбить и залезть в подвал, если он вообще есть.

– И верно, Макс, – я отплатил другу той же монетой, – мы нашли карту, но кто сказал, что она лежала прямо на сундуке с сокровищами?

– Ты, бля, писатель что ли? – Федя сидел на стуле, подогнув правую ногу и постоянно надувая щёки в приступе бешеной скуки.

– О чём ты?

– Да ни о чём? Так что думаете?

– Дочитаем до конца, – почти шёпотом ответила Вера и уставилась в окно, где снег уже закрыл обзор, навалившись белой стеной на стекло. – Но сегодня уже поздно, я хочу домой. Папа как назло сделал гречу с котлетами, пока мама в больнице.

Мы, трое парней, прыснули смешками, но быстро поняли, что реакция была немного не та, какой следовало быть.

– Как она, кстати? – спросил Федя, ткнув Веру легонько в плечо. Максим отнёс дневник в свой тайник, который организовал в комнате сразу после переезда. Там он хранил в основном всякое барахло, но однажды мы спрятали там сигареты, надеясь, что его родители никогда не решатся залазить под доски старого шкафа в комнате сына.

– Что? А… но вообще, если честно, она идёт на поправку, только очень медленно. – Вера говорила спокойно, и голос не выдавал её ни коим образом, но в глаза Вера никому не смотрела. – Папа сегодня весь день просидел с ней, но мне запретил приходить. Пару часов назад написал СМС. Говорит, маме лучше, и она уже может разговаривать и видеть правым глазом.

Федя громко выдохнул через нос и потёр переносицу пальцами.

– Давайте пойдём домой, – начал он, – завтра дочитаем. Опять у Макса?

– Нет, у меня родители целый день дома будут, а вечером ещё и бабушка придёт. Пирогами накормит, но вот почитать не даст.

– Давайте у меня? – предложила Вера.

– Можно, завтра посмотрим. Тебя проводить? – спросил я Веру.

– Конечно проводить, тупица, или ты мечтал, как бы быстрее дома в душе передёрнуть?

Я с улыбкой, сильно сжав губы, пнул Федю по голени, от чего он опустил обе ноги и матюгнулся на всю комнату Максима.

– Тише, мудила, – Максим шептал, указав пальцем вверх, – там живут старики, а стены тонкие просто жесть. Чуть что услышат, сразу жаловаться прибегут. Я однажды каэску [1] Компьютерная игра Counter-Strike (CS) запустил, так они от первой мелодии сразу сверху затопали, а через пару минут уже долбили к нам в дверь. Я такой втык получил, и папа сетевой провод забрал на неделю.

– Ну ты и лох. – Фыркнув снова, сказал Федя.

– Пошёл ты, чел.

Мы с Верой переглянулись и улыбнулись. Максима мы оставили уже через десять минут и, одевшись, выбрались на улицу. Было очень холодно, и Федины пушковые волосы под носом тут же заиндевели. Мы почти бегом достигли Вериного подъезда и проследили, чтобы её силуэт мелькнул в окнах лестничных пролётов до третьего этажа. После этого мы пошли домой.

Я видел, как Федина походка становилась всё сбивчивее. Он с остервенением кусал губы до крови, а потом делал вид, что вытирает влажность под носом, но я видел красные подтёки на костяшках пальцев, и когда мы добрели до его дома, он не протянул мне руку и лишь бросил: «До завтра». Я ответил тем же и ускорил шаг.

Времени было не так много, но ночь стала совсем тёмной. Лишь внезапно выпавший снег отражает что-то светящееся вдалеке. Это был ларёк с жёлтыми, еле горящими буквами «Продукты». Я прошёл мимо, мой дом уже за поворотом. Я добежал до подъезда, хрустя свежевыпавшим снегом под ногами. Одним ботинком провалился в глубокий сугроб и начерпал так, что до дома уже прыгал на одной ноге, попутно высматривая свет в окнах своей квартиры. На кухне точно кто-то есть.

Я открыл старую деревянную дверь подъезда и зашёл внутрь. Опять свет горит только на втором этаже. Я вызвал лифт, на ощупь найдя оплавленную кнопку, и стал ждать, всё ещё держа промокающую ногу навесу.

Сзади что-то послышалось. У выхода есть лестницы, ведущие в подвал, но я никогда не видел, чтобы вход туда был открыт. Хотя, там часто слышатся глухие звуки. Мама говорила, что это гудят старые трубы, но сейчас я совершенно не был в этом уверен. Я повернулся лицом к темноте и прижался спиной к дверям лифта. Скрежет становился громче. Это было похоже на хриплое дыхание старого человека, который ноет от давно мучающей его сильной боли. Слышу, как лифт спускается, но он будто дразнится и гудит в двух этажах от меня, не доезжая нескольких метров.

Клянусь, я увидел два светящихся глаза, и хрип стал громче, когда за моей спиной створки лифта раздвинулись, и я ввалился внутрь. Там горел яркий свет, от чего тьма снаружи лифта только сильнее загустела. Я упал на липкий пол и рукой угодил в лужу сомнительного происхождения. Тут же вскочил, совсем забыв о промокшем ботинке и начал истерично жать кнопку своего этажа. Лифт закрывался медленно и со скрипом. Двери сомкнулись, и теперь я боялся, что нечто ударит по ним с той стороны, но лифт двинулся, ура. Дома была мама, она готовила суп. Я умылся и поел перед сном. Спал хорошо в эту ночь.

Я делаю эту запись и надеюсь, что когда-нибудь её найдут. Может, мы бы могли стать друзьями, если бы всё вышло немного иначе?

Мама совсем обозлилась. Как и обещала, она с декабря ни разу не встала с дивана и целыми днями ела, просматривая телевизор, пока его не отключили за неуплату электричества. Мне пришлось работать половину января на складе строительных смесей, чтобы заработать хоть немного и оплатить счета, иначе мама с меня шкуру бы сняла, и для этого она точно не поленилась бы подняться.

Гречу я перестал есть давно и сильно похудел. Втихаря питался картошкой, которую старая мамина подруга продавала по более низкой цене. Я, оставив свет выключенным, по ночам варил чищеные старым ножом клубни и тут же уносил в свою комнату, чтобы мама не узнала, что я ем что-то кроме её любимой гречи, которую надо было готовить в промышленных масштабах. Под пламенем синего огня нашей кухонной плиты я прислушивался, чтобы никаких лишних звуков из маминой комнаты не поступало, и особенно приходилось следить за её храпом. У меня чуть сердце не остановилось, когда он прекратился. Даже не знаю, чего испугался больше – мама проснулась и сейчас словит меня с поличным или она умерла во сне. Я тайно желал второго, но потом подумал, что и первый вариант неплох. Она закончит мои страдания сразу как увидит, на что променяли её любимую гречу.